— Дети не дураки, Селия. Боюсь, что ты так и не заметила этого. — Выражение лица Гая стало угрюмым и непреклонным, ровный, спокойный голос звучал уничтожающе.
Гай повернулся к Рикки и не заметил изумленный и удрученный взгляд Селии.
— Что ты хочешь сказать, Рикки?
— Я скорее вынесу пытку раскаленной кочергой, чем произнесу хоть слово, — неистово закричал Рикки.
Гай бросил на племянника испытующий взгляд.
— Знаешь, Рикки, проблему всегда можно разрешить, если найти к ней верный подход. — Он говорил размеренно, как бы предоставляя Рикки возможность выбора. — Мужчина силен настолько, насколько сильна в нем решительность, воля к успеху!
С минуту Рикки стоял, онемев, его лицо было безучастным.
— О, не надо, Гай. Я сойду с рельс, если буду думать об этом. Слишком поздно. Слишком, слишком поздно!
Селия наблюдала за ними обоими, застыв в ожидании. От нее, как от грозовой тучи, исходила напряженность и настороженность.
Происхождение интуиции непонятно! Кэрин побледнела, и тени, таившиеся в глубине ее подсознания, стали проясняться. Разнообразные эпизоды выстроились в одно целое.
Ошарашенная, она тяжело опустилась в кресло. Но разве ревнивые натуры не нуждаются в победах после поражений? И, все же, какую цель могла преследовать Селия, перечеркнув шансы Рикки на успех? Однако, в этот момент, мотивы Селии не имели значения. Имел значение только Рикки, который смотрел на дядю так, будто тот мог дать ему часть своей неиссякаемой энергии.
Марк Эмбер, преодолев себя, поднялся с кресла, поставив точку в этой мучительной сцене.
— Если вы все простите меня, я пойду в свою комнату. Я вдруг почувствовал себя очень старым.
Патриция, не говоря ни слова, встала, подошла к нему и взяла его под руку. Ее глаза, когда она встретилась взглядом с Кэрин, напоминали омут отчаяния, лицо побледнело и осунулось. Как бы в знак поддержки, она прикоснулась к руке Кэрин. Обе понимали, что надвигалась гроза, угрожавшая разрушить весь дом, гроза, перед силой которой, Патриции будет трудно устоять.
Гай был настроен иначе! Он встал посредине комнаты и начал цитировать слова Томаса Вульфа. Его прекрасный голос привлек к себе всеобщее внимание.
— Если у человека есть талант, но он не умеет применить его — он неудачник. Если у него есть талант и он использует его наполовину — он отчасти неудачник. Если у него есть талант и он, каким-то образом, стремится применить его в полную силу — он добивается выдающихся успехов и получает удовлетворение, знакомое лишь немногим.
Все стояли, молча, глядя друг на друга, а Рикки пронзительно смотрел в лицо Гая. Никто не остался равнодушным. Выражение лица Гая было спокойным, но в глазах горел странный огонек. В этом заключался какой-то вызов, а из его последующих слов стало ясно кому:
— У тебя большой талант, Рикки. Если бы Ричард был жив и видел твою картину! И в тебе есть то, чем в изобилии обладал твой отец — удивительная сила духа. Я знаю, ты еще удивишь нас чем-нибудь!
В зеленовато-голубых глазах Рикки сверкнули отчаянно сдерживаемые слезы.
— Дядя Гай, — произнес он дрожащим голосом, — если я больше никогда не скажу этого, то знайте: я люблю вас и восхищаюсь вами.
С этими словами он кинулся вон из комнаты.
Селия засмеялась. Это был странный, пронзительный смех, как показалось Кэрин, совершенно неуместный в данных обстоятельствах.
Глава одиннадцатая
Лето проходило, и ничто не нарушало установившейся видимой гармонии. Пришло время выставки картин на соискание премии Хэвиленда, но Ричарда Эмбера не было среди ее участников.
Хотя Рикки признался Кэрин, что его все еще живо интересует эта выставка, премию в две тысячи долларов получил двадцатишестилетний художник из соседнего графства Западная Австралия.
Рикки лихорадочно набрасывал и переписывал портрет Кэрин, но, как он признался ей с выражением горечи на бледном лице, между ним и его работой стояло лицо «вандала».
Кэрин предпочла не отвечать ему. Некоторые вещи должны оставаться невысказанными. Когда через несколько недель, она прочла о приближающемся соискании премии Стэттона-Логана, щедрой национальной награды за наиболее оригинальное произведение, написанное маслом, Рикки, казалось, не проявил к этому ни малейшего интереса. «Состязание открытое, — объяснил он, — а это значит, за премию будут бороться лучшие художники страны».
— Я хороший художник, но не настолько! — отклонил он эту идею, пожав плечами.
Если Гай и подразумевал, что Рикки еще не начал серьезно использовать свой потенциал, Рикки об этом, как будто, забыл. Кэрин не стала вмешиваться, но очень огорчилась.
Пип вернулся в школу, загоревший и окрепший от долгого пребывания под горячим солнцем. Кэрин ежедневно, пока не стало прохладнее, отвозила его на машине в школу, а после занятий забирала оттуда. А к тому времени, заявил он снисходительной тете Патриции, он научится кататься на новом шикарном велике, похожем на тот, который подарили на Рождество Джеффу Суини.
Поведение Селии по отношению к Кэрин было шедевром дерзости, но даже если Кэрин и чувствовала пренебрежение и насмешки, она не показывала виду, что приводило Селию в замешательство. Зная горячий темперамент девушки, Селия всячески провоцировала ее на неприличное поведение перед всей семьей, но Кэрин училась терпению. «По крайней мере, — с иронией думала она, — с Селией в доме никогда не бывает скучно». Отчасти Кэрин даже восхищалась тем, как точно и расчетливо пользуется Селия своей привлекательностью, расточая любезности мужской половине семьи, нежно заботясь о дяде Марке и удобно взбивая ему подушки для послеобеденного отдыха. На особ же ее пола, Селия не обращала никакого внимания.
Что касается Гая, то Кэрин обнаружила, что постоянно избегает мыслей о нем. Ее приводила в замешательство и немало пугала сила ее любви к нему. Любовь! Это слово лишь мельком проносилось в ее сознании. Она никогда раньше не называла это так. Всегда было «чувство» или «влечение», все что угодно, но только не любовь! Стоило ему войти в комнату, как ее сердце переворачивалось, стоило ей лишь ответить на телефонный звонок и неожиданно услышать его чарующий голос, как она начинала понимать всю тяжесть своего бремени.
Теперь они редко оставались наедине. Гай позаботился об этом. Будучи опытным мужчиной, он прекрасно понял, что Кэрин в него «по-школьному втрескалась», думала она, испытывая дрожь от унижения. До сих пор он, должно быть, горько сожалеет о том, что не сдержался и поцеловал ее. Только очень молодые дурочки принимают это всерьез. «Если бы Гай женился на каждой женщине, которую поцеловал, — размышляла несчастная Кэрин, — даже на его виноградниках не поместился бы, получившийся из этого, гарем».
Лайана же явно извлекала пользу из своего горького опыта. Она теперь часто встречалась с Дэйвом Бэрроном. Иногда они вместе с Кэрин и Рикки вчетвером отправлялись на обед, вечеринку или на балет, который Лайана очень любила.
Все они были примерно одного возраста, и если интересы их и не совпадали (Дэйв терпеть не мог балет), то настроение у всех было великолепным. Их совместные выходы в свет были замечательны.
Кэрин и Рикки нравилась в Дэйве его способность помочь Лайане открыть лучшее в себе, заставить ее развивать свои способности, заново внушить ей доверие к людям.
Дэйв только один раз увиделся с Селией, и встреча эта не увенчалась успехом. Дэйв интуитивно распознал скрытый «порок» Селии и держался с ней так, как подобает держаться хорошо воспитанному молодому человеку в присутствии почтенной вдовы. Селия негодовала, но все остальные члены семьи вздохнули с облегчением. Колин никогда не пользовался здесь популярностью. «Я знаю, что, будь у него
