завернул крышку фляги и вновь помог ей улечься на траву.
— Расслабься, ты очень напряженная. Постарайся расслабиться. Все будет хорошо. — Он не сводил с нее глаз, ясных, словно горные озера.
— Ты пытаешься меня гипнотизировать? — спросила она чуть слышно.
— А как же! — В голосе его вновь слышался смех. — У тебя здесь, на горле, словно молоточек колотится. — Он провел пальцем по ее шее, и ее будто током ударило от его прикосновения. Дымчатые глаза ее широко распахнулись. Прищурившись, он взглянул на нее сверху вниз.
— Глупышка! — произнес он едва слышно. — А чего ты ждала? Грубых дикарей?
— Я ничего не ждала, — возразила она, задохнувшись. — О чем ты?
— Не надо этого, крошка, — отрезал он. — Ты просто боишься проснуться. — В голосе его звучал металл, и это больно ранило ее.
— Похоже, я оказалась в ужасном положении, — удрученно заметила она.
— Это уж точно, — криво усмехнулся он. — Но, разумеется, встречаешь опасность лицом к лицу. Ладно, закрой глаза, малышка, — устало сказал он. — Ты в полной безопасности еще добрые полчаса.
Она вспыхнула под его насмешливым взглядом.
— Тебе нравится меня дразнить, — сказала она мягко. — Интересно почему? — Она прикрыла глаза и вскоре услышала, как он чиркнул спичкой, ощутила аромат его сигареты. Какие-то странные мысли одолевали ее, но она постаралась отогнать их. Все это казалось ей сказкой. Деревья перешептывались над головой, птичьи крылья вспыхивали самоцветами. Сквозь листву пробивался золотисто-зеленый свет, осока мурлыкала свою бесконечную песню. Вода. Покой. Полный покой… пусть и такой относительный! Она заметно расслабилась, трава щекотала ей щеку, жилка на виске успокоилась. Густые, тяжелые ресницы опустились…
На нее упала чья-то тень, и глаза ее распахнулись в испуге. Сперва она никак не могла сообразить, где находится, и сердце ее колотилось, как безумное. Разбудил ее пронзительный птичий крик. Большая красногрудая птица шумно захлопала крыльями, перелетая с ветки на ветку.
Тай сидел рядом. Глаза его, казалось, обрели оттенок листвы, солнечной и блестящей. На какой-то миг она почти утонула в них, отчаянно сопротивляясь волнам желания, грозившим поглотить ее. Плоть ее словно растворялась, по спине бежали мурашки.
— Тай! — Она произнесла его имя с неуверенной нежностью, как во сне. Никакая опытная соблазнительница не могла бы достичь большего. Глаза ее заметались под его взглядом, зрачки расширились, лицо неуловимо менялось по мере того, как нарастало между ними волнующее ощущение близости, — он видел ее всю, это стройное юное тело, созданное для любви, возбуждающее желание.
— Пейдж! — Вырвавшись, ее имя прозвучало нежно и хрипло.
Тонкие ноздри ее дрогнули, чувственные губы сложились в единственное слово:
— Нет!
— Нет? — Он недоверчиво хохотнул, затем запустил руку в ее блестящие волосы и провел по затылку ладонью. — Нет, моя радужная птичка, когда все в тебе умоляет о любви?
Это было невыносимо — чувствовать на себе его руку, и она поспешно отпрянула, однако он не отпустил ее, а прижал к себе.
— Не противься мне, Пейдж. Эксперимент начинается. Я выбрал место и время! — Лицо его обрело жесткое, тревожное очарование. Она увидела зримо намерение мужчины, который точно знал, чего он хочет и как это получить.
Тай наклонил голову, и она содрогнулась, потрясенная и напуганная, такая хрупкая в его объятиях. Его губы, его властная мужественность… и вот она сама приникла к нему… устремилась к нему… она была вне себя, собственное тело предавало ее, испытывая томительную боль.
Ей неподвластны были эти чувства, добела раскаленные и таинственные, что, подобно ветру несли ее к птичьим трелям и волшебному солнечному свету. Они остались одни в этом зеленом мире, позабыв обо всем, утратив чувство реальности. Этот миг навсегда запечатлится в ней и всегда будет одним и тем же… испепеляющее сияние отныне всегда будет преследовать ее, стоит лишь закрыть глаза. Пейдж не знала даже, что бессвязно шепчет его имя, у самых его губ.
Рука его грубо взъерошила ей волосы, откинув голову назад. Голос звучал жестко, слегка насмешливо и властно.
— Никогда больше не говори мне, что любишь Джоэла. Пока что ты не готова любить кого бы то ни было!
Она отвернулась, чтобы не видеть его издевающегося взгляда.
— Любовь — слишком сильное слово, мистер Бенедикт, — произнесла она отрывисто. — Я никогда не говорила Джоэлу, что люблю его. И, по правде говоря, сейчас я вообще не уверена, что смогу кого-нибудь полюбить!
Его побледневшие губы скривились в неприятной, безрадостной усмешке.
— В любом случае ни одному твоему слову я не верю, — жестко заявил он.
— Это еще почему? — взвилась она, выгнув стройную спину, словно кошка. — Тай Бенедикт, высокомерный зеленоглазый дамский угодник, ну-ка ответь мне!
Но ее бессильный гнев лишь позабавил его.
— Я вовсе не дамский угодник, моя дымчатоглазая отнюдь-не-невинная красавица. Напротив, по опыту знаю, насколько осторожным нужно быть с женщинами. Особенно с теми, у которых глаза цвета лотоса!
В нем не было ни капли нежности, теперь она это понимала. Только страсть, способная унести на своих волнах любую женщину. Он по-прежнему прижимал ее к себе, даже не думая отпускать. Напряжение между ними усилилось, словно после мучительной ссоры.
Она вдруг ударила его кулачком по плечу, смятение у нее в крови переросло в настоящую ярость.
— Отпусти меня, ты, самодовольный дьявол!
— Сейчас, цветик! — Он на лету небрежно поймал ее руку и ухватил запястье. — Нужно только уточнить один момент. Все-таки чья ты девушка?
Она отозвалась мгновенно, глаза ее полыхнули гневом:
— Ничья! И тебе придется в это поверить, Тай Бенедикт, хотя не так просто завладеть твоим драгоценным вниманием.
— Это я могу тебе подарить! — Он высокомерно растягивал слова, глаза его блестели, у губ залегли жесткие складки. — Но ты так и не ответила на мой вопрос.
Неожиданно на Пейдж снизошло спокойствие.
— Никогда и ничего не говорю мужчине бел самой крайней необходимости! — Она говорила, словно в светской гостиной. — Это правило номер один!
В глазах его заплясали странные огоньки. Резко дернув за запястье, он рывком поставил ее на ноги, не обращая внимания на то, что она вскрикнула от боли.
— А ты ходишь по лезвию, крошка!
— Приходится! — отозвалась она спокойно.
— А, профессионалка!
Ее опалила враждебность, вспыхнувшая в его глазах дьявольским огнем. На миг она почувствовала, что такое бояться мужчины.
— Боже мой, как это отвратительно! — В груди у нее что-то сжалось, во рту стоял соленый привкус слез. — Ты и сам отвратителен.
— Неужели? — Его пальцы впились в ее кожу. — Должен признать, кое-что в твоей натуре мне недоступно.
Она гордо тряхнула головой.
— Сложности придают жизни остроту, мистер Бенедикт. Я думала, вам это известно, — сказала она с насмешливым презрением.
Он притянул ее к себе с такой необузданной яростью, что на глазах у нее выступили слезы.
— Еще одно слово, и я проучу тебя так, что не скоро забудешь!
Она подавила рыдание, алмазные капли застыли в ее густых ресницах.
— Похоже, вы говорите серьезно.
