Саган колебался. Слишком многое зависит от этого момента. Единственный ход определит: победа или поражение.
– Для чего же, гражданин генерал?
Командующий забросил наживку.
– Я знаю, куда скрылась леди Мейгри, господин президент. Мы снова сможем захватить ее лишь в том случае, если она будет считать себя в полной безопасности.
И снова взгляд метнулся в угол и обратно.
– Куда она направилась, гражданин генерал?
Рыба клюнула.
– На планету Ласкар, господин президент.
Роубс великолепно изобразил изумление.
– Зачем ей понадобилась эта дыра? Разве она наркоманка, Дерек?
– Вряд ли, господин президент. Понятия не имею, что ей там понадобилось, – солгал Саган.
Роубс понял, что это ложь.
– А мальчик с ней?
– Не думаю, господин президент. Не имею представления, где он, – снова соврал Саган.
И снова ему не поверили, но он этого и не ждал. Пусть разыскивают Мейгри. Саган же будет следить за Дайеном, охранять мальчика. У Командующего имеются собственные шпионы: он знал, где находится Старфайер, кто с ним. Ему останется лишь протянуть руку в нужный момент, взять мальчишку за шиворот и вернуть к себе. Но сейчас у него есть более неотложные дела.
– Мы весьма разочарованы вами, гражданин генерал, – произнес президент Роубс с тщательно вымеренным вздохом. – Сожалею, что приходится это делать, но вы не оставляете мне выбора. Будет созван военный трибунал. Вы предстанете перед ним добровольно или я буду вынужден заключить вас под стражу.
Командующий чуть не улыбнулся такой самонадеянности, настолько смехотворно это звучало, но вспомнил, что в углу сидит Абдиэль... наблюдает... слушает... и холодный страх обдал его, отбив охоту смеяться. Он безмолвно поклонился.
– Вы уволены, гражданин генерал.
В голосе и в выражении лица Роубса сквозило оскорбленное достоинство. Его изображение медленно растаяло на темнеющем экране.
Оставшийся стоять перед экраном Командующий отдал бы пять лет жизни, чтобы услышать разговор, который наверняка последует. Потом, слегка поразмыслив, он решил, что не стал бы этого делать. Он знал, что теперь предпримет Абдиэль. Или думал, что знает.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Вот место, где льются слезы.
Джон Дикстер с трудом открыл веки; казалось, на них навалена куча песка. Он лежал на госпитальной койке в небольшом, ярко освещенном помещении со стальными стенами, леденившими душу и тело. В голове пульсировала тупая боль. Он лежал обнаженным, одежды нигде не было видно. Запястья у него болели. Двинув руками, он обнаружил, что они крепко прикручены к краям койки, как и лодыжки. Содрогнувшись, он обмяк под белыми стерильными покрывалами, закрыл глаза и выругался про себя.
Сколько он уже здесь находится? Он не имел представления. Как только он приходил в себя, ему делали какой-то укол. Он то выходил из наркотического полузабытья, то снова впадал в это состояние, каждый раз в минуты бодрствования пытаясь удержать реальность, но эти попытки кончались тем, что она яркой бабочкой уносилась в подернутое дымкой небо.
Он смутно вспоминал, что кто-то непрерывно задавал ему вопросы. Должно быть, вопросы были весьма забавными. Или, возможно, забавной казалась мысль о том, что он станет на них отвечать. Он мог вспомнить лишь то, что дико, до слез смеялся.
Звуки излишне громкого голоса отдались резкой болью в его поврежденной голове. Он поморщился, подавил стон и стал напряженно ожидать, когда санитар сделает ему укол. Он видел, как санитар направился к его койке, но на этот раз его остановил врач.
– Нет-нет, не сегодня. Мы ждем гостей. Сообщите его светлости, что пленный Джон Дикстер находится в полном сознании и способен с ним разговаривать.
– Есть, доктор, – откликнулся другой голос. Башмаки загрохотали по стали; лязгнула броня. Кто-то говорил по переговорному устройству.
Дикстер развернулся, насколько смог, приоткрыл немного глаза и рассмотрел охранника и лазерный пистолет у него на боку. Он подумал, что рано или поздно его освободят от пут и поведут в туалет, например. Бросок... охранник застигнут врасплох... он стреляет в упор...
Все закончится в долю секунды.
Ловкие руки взялись за него и сноровисто повернули его на спину. Дикстер инстинктивно попытался освободить руки, но металл врезался в запястья еще сильнее.
– Ну-ну, – произнес доктор, – так можно пораниться. Отдыхайте. Расслабьтесь.
Дикстер взглянул на лицо с острым носом, высокий лоб, увенчанный редеющими зачесанными назад волосами, и улыбку, напоминающую картинку из медицинских учебников: то ли из раздела «Как вести себя с больным», то ли из главы «Внешние признаки трупного окоченения».
– Я – доктор Гиск, – сказал врач. – Вы перенесли довольно неприятный удар по голове с последующим сотрясением, но вы поправитесь... м-м-м... – доктор бросил взгляд на табличку, – Джон. А теперь давайте вас осмотрим.
«Для этого вы накачивали меня наркотиками?» – хотел спросить Дикстер, но язык его не слушался, и вместо этого он издал нечленораздельное мычание.
– Воды? Вы хотите пить, Джон? От лекарств во рту остается довольно неприятный привкус, не так ли? Но обождите немного, пока я вас не посмотрю.
Дикстеру, связанному по рукам и ногам, пришлось терпеть прощупывание и простукивание, больно бьющий в глаза свет и слушать, как этот дятел называет его по имени.
– Ну вот, а теперь посмотрим, можно ли вам немного воды...
Дикстер отвернул лицо.
– Гиск, – произнес он, еле ворочая языком, с трудом выговаривая звуки. – Я помню это имя. Это не вас приговорили к казни на Мескополисе?
Доктор неодобрительно поднял бровь.
– Тот процесс был пародией на правосудие. А теперь откройте пошире...
Дикстер поперхнулся, закашлялся, но продолжал говорить. Произносить слова становилось все легче.
– Эксперименты с телами больных, которые, оказывается, были еще не совсем мертвыми. Кажется, в этом вас обвиняли?
Гиск фыркнул.
– Лишь невежды так примитивно рассматривают
