застывшее лицо одного из охранников.
– Вы Маркус? Верно?
Суровое лицо чуть-чуть смягчилось. Охраннику было приятно, что его узнали, вспомнили.
– Да, миледи.
– Как поживаете, Маркус?
– Хорошо, спасибо, миледи. Маркус покраснел, отвел глаза.
– Командующий передает вам, миледи, наилучшие пожелания и почтительно просит вас прибыть в кабинет бригадного генерала Гаупта.
– Иначе говоря, немедленно явиться к нему, не то меня пристрелят. Так? – поинтересовалась Мейгри.
Маркус покраснел еще больше.
– Да, миледи, – тихо сказал он, бросив на нее быстрый взгляд. На лице у него появилась озабоченность. – Вы ранены, миледи?
Мейгри прикоснулась к рваной ссадине на шее. Она совсем про нее забыла в спешке и волнении. Кровь свернулась, закрыв рану, но вид должен быть ужасным.
«Я вся, должно быть, ужасно выгляжу», – поняла она, опустив глаза на свой панцирь, заляпанный грязью и забрызганный кровью – в том числе и ее собственной. Она не причесывалась и не умывалась. Но гемомеч у нее на поясе. А на шее должен висеть звездный камень...
Мейгри схватилась за пустое место на груди, выпрямилась, отбросила назад светлые волосы.
– Нельзя заставлять милорда ждать, – сказала она и неожиданно пошла вперед.
Она двигалась так стремительно, что охранникам, к радости толпы, пришлось почти бежать за ней.
В штабе было тихо, не то что на улице, где собрались толпы желающих взглянуть хоть одним глазком на легендарного лорда Сагана. Военные полицейские пропускали только тех, у кого были дела. Мейгри они разглядывали очень пристально, словно не могли понять, какие дела связывают эту окровавленную и грязную особу и его светлость. Впрочем, ее охранники гарантировали проход. Никто их не остановил.
Внутри штаба вместо полицейских стояла личная охрана Сагана. Сюда не пускали никого. Маркуса остановили, заставили сказать пароль, хотя Мейгри понимала, что они должны знать друг друга лучше, чем родных братьев, поскольку годами находились рядом. Саган принял чрезвычайные меры безопасности. Не из-за нее же! Что случилось?
Мейгри кожей чувствовала опасность.
Центурионы стояли и в приемной Гаупта; даже его адъютанта сменили угрюмые, неразговорчивые охранники. У каждой двери был другой пароль; Маркус помнил все и ни разу не запнулся. Каждый охранник отдавал им честь, прижимая руку к груди, и пропускал дальше.
Перед кабинетом Гаупта стоял капитан Почетной гвардии. Обратившись к Мейгри, он вежливо извинился за неудобство и попросил подождать минуту, пока он не объявит о ее прибытии. Он открыл дверь и вошел.
– Леди Мейгри Морианна.
– Пригласите ее светлость, – послышался холодный, повелительный голос Сагана.
Мейгри уже несколько часов слышала этот голос. Почему же так взволновалась кровь в жилах, когда она услышала его наяву?
Капитан вернулся, придержал для нее дверь, поклонился, когда она прошла мимо него. Мейгри, осознававшая, как она выглядит со стороны – неестественный румянец на бледных щеках, засохшая кровь на шее и панцире, нечесаные, неприбранные волосы, – не взглянув на капитана, вошла в кабинет бригадного генерала Гаупта.
Бригадир, великолепный в своем парадном мундире, вскочил на ноги, словно его дернули за веревочку. Мейгри едва удостоила его взгляда. Саган тоже поднялся, чтобы ее приветствовать. При своем росте он выглядел изящно; его фигуру облегали складки красного плаща с золотой каймой.
На нем был парадный панцирь римского типа, похожий на панцири его людей. Держа шлем на сгибе левой руки, он сделал несколько шагов вперед, протянул правую руку и поднес к губам правую руку Мейгри.
Ладонь к ладони. Пять шрамов, сделанных гемомечом на ее руке, прижались к пяти шрамам, сделанным мечом крови на его руке. Тайный сигнал, придуманный ими давным-давно, предупреждавший о прямой, отчаянной, неминуемой опасности.
Мейгри, испытавшая изумление, недоумение, подозрение, вздрогнула от прикосновения его губ, руки, показавшейся ей очень горячей.
– Миледи, прошу прощения за то, что без вашего позволения открыл ваше истинное имя, но я почувствовал, что нам больше нет нужды прибегать к псевдониму «майор Пенфесилея».
– Как изволите, милорд, – ответила она вслух, после чего так же быстро, как их взгляды, между ними замелькали мысли. «В чем дело? Что происходит? Какая-то уловка? Если так, не выйдет!»
Она напряженно искала в нем проблеск торжества, насмешливую улыбку.
Вместо этого она увидела страх.
«Никаких уловок, миледи».
Выпустив ее руку, он церемонно поклонился, повернулся вполоборота и вернулся к столу Гаупта. Взяв со стола какой-то предмет, он показал его Мейгри.
– Примечательная вещь, не правда ли, миледи? Когда вы это получили, Гаупт? По-моему, совсем новое.
У бригадира вид был очень испуганным.
– Д-да, гражданин генерал, – запинаясь, заговорил он. – Это подарено мне... самим президентом. В честь м-моей отставки.
– Я не знал, что вы выходите в отставку, бригадир, – любезно заметил Саган.
– Я... я т-тоже, – пролепетал Гаупт. Всю его лысую голову покрывали капельки пота. Он начал опускаться в кресло, остановил себя и, покраснев, снова вскочил на ноги.
– Вы знаете, что это такое? – осведомился Саган, держа предмет в руке.
– Пресс-папье? – догадался злосчастный бригадир.
– Из гелиотропа. – Саган держал предмет прямо под светом люминесцентных ламп. – Гелиотроп, вырезанный в форме шара, установленный на обсидиановое основание. Гелиотроп, миледи.
Мейгри не могла вымолвить ни слова. Горло у нее болезненно сжалось, оно болело и горело, язык распух, во pтy пересохло. Саган бросил на нее пристальный предостерегающий взгляд, и она поняла, что он хочет что-то сказать. Если его намеки правдивы, то тогда за ними наблюдают и прослушивают каждое их слово. Но ей потребовалось сделать усилие, чтобы выговорить слова непослушными губами.
