— Темнокожий, говоришь?
— Ты ведь знаешь, что я имею в виду, — покраснела Мария. — Дитя городских трущоб.
Донован кивнул:
— Понятно.
— Короче, парнишка поклялся, что не врет. У него есть кое-что, и он может это нам продать, но дело иметь желает только с тобой.
— Почему именно со мной?
Мария вздохнула:
— Мы и сами не поняли. Вероятно, его информация имеет какое-то отношение к тебе. Бог знает, что это может быть.
— Считаешь, это заслуживает внимания? Вдруг утка? В полицию звонили?
— Мы вообще-то… сначала так и хотели сделать. А потом передумали. Решили повременить. Пока нет оснований предполагать, что совершено преступление. Возможно, Гэри сейчас работает над материалом, который пока не может нам показать. Ты же знаешь, как это делается.
— Когда-то знал.
Мария ничего не сказала и снова почувствовала неловкость.
Повисло напряженное молчание. Он вдыхал чудный запах ее духов. Вот уже многие месяцы он лишен этих ощущений. Это был запах другого мира, запах прошлого. Она старалась не смотреть на револьвер на столе. Снова вздохнула.
— Боже мой, Джо…
Она вообще-то ничего говорить не собиралась и тут же отвела взгляд.
— Что? — Он посмотрел на нее с вызовом, но она не поднимала глаз.
— Не знаю. — Наконец взглянула ему в глаза: — Джо, буду с тобой откровенна. Меня очень беспокоит судьба Гэри. Раньше, даже если он работал над материалом и не показывал его нам, он все-таки сообщал, где находится. По крайней мере, говорил жене. А она сейчас не в курсе.
— Она тоже беспокоится?
— Пока нет, но может начать волноваться. У меня дурные предчувствия.
— Ничего удивительного. Стала бы ты ехать в такую даль.
— Ты прав. Понимаю, что прошу у тебя слишком многого, но… — она дотронулась до его плеча.
Он посмотрел на нее, собрался что-то сказать.
Из задней части дома вдруг раздался грохот. Звук падающего деревянного предмета. Скрип открывающейся двери. Донован вскочил на ноги:
— Скотина!
И побежал на шум. Остатки похмелья тут же улетучились. Дверь в единственную отремонтированную комнату в доме была приоткрыта, а ведь он плотно ее закрыл, когда оттуда выходил. Он всегда ее закрывает.
Он распахнул дверь и остановился на пороге как вкопанный.
В центре комнаты стоял Шарки и с изумлением рассматривал стены. Он обернулся на звук. Ярость на лице Донована заставила его принять оборонительную позу.
— Я… это… просто мне… я… я не знал…
— Вон отсюда. — Донован говорил очень тихо. Как угрожающий скрип и скрежет старой дамбы, которая вот-вот рухнет под напором разрушительной приливной волны. — Пшел вон. Кому говорят.
— Я…
Донован прыгнул на него, повалил на пол, подмял под себя, схватил за горло, сжал.
— Скотина! — шипел он. — Ты не имел права сюда входить! Никакого права, слышишь, ты!
Шарки уцепился за его пальцы, но сделать ничего не смог. Донован словно каменными тисками сжимал горло. Лицо юриста налилось кровью, стало темно-багровым, глаза вылезали из орбит.
— Скотина!
Руки Шарки начали слабеть, скользнули на пол. Он сначала еще открывал рот, как выброшенная на берег рыба, а потом так и застыл с открытым ртом. Тело переставало дергаться.
— Джо, ради бога, опомнись! Что ты делаешь!
Донован посмотрел на лежавшего под ним человека, словно видя его впервые. Он как будто вдруг очнулся, отшатнулся к стене и, глядя в одну точку и тяжело дыша, медленно съехал вниз.
Уголком сознания он отметил, что к распростертому телу подошла Мария, склонилась над ним, пытаясь вернуть к жизни. Кажется, ей это удалось.
Донована бросило в жар, к горлу подступила тошнота. Тело налилось свинцом, руки стали ватными. Он видел, как Мария оторвалась от своих забот, оглядела комнату. Что она увидела? Он понимал, что она при этом думает.
С трех стен вокруг смотрело одно и то же лицо. Темноволосый мальчик с сияющими глазами. То озорной, то серьезный. С мамой и папой. Со старшей сестрой. Со всеми вместе. С друзьями. Дома. В школе. Дэвид на каникулах во Франции. Дэвид в Диснейленде. На солнечном песчаном пляже.
История маленькой жизни в фотографиях. Со дня рождения до шести лет. Только до шести лет, а дальше — ничего.
Среди них пожелтевшие вырезки из газет с кричащими заголовками о единственном событии:
«Бесследное исчезновение ребенка».
«В деле пропавшего шестилетнего мальчика ни одной улики».
«Несчастный Дэвид: почему никто его не видел?»
У дальней стены коробки с наклеенными надписями:
«Полицейские отчеты».
«Справки о пропавших без вести».
Донован, часто и тяжело дыша, затравленно смотрел на непрошеных гостей.
Шарки, похоже, пришел в себя, Мария помогла ему приподняться. Лицо оставалось багровым, в глазах стоял ужас.
— Извините…
Мария снова оглянулась:
— Прости, Джо…
Донован молчал, уставившись куда-то поверх их голов. Он будто и сам стал невидимкой.
— Нет-нет, — с трудом ворочал языком Шарки. Голос срывался, скрипел. — Это я во всем виноват. Я не должен был… Извините.
С помощью Марии он тяжело поднялся с пола.
— Я не подумал, что вам может быть так… — он вздохнул. — Вам до сих пор, наверное, очень больно.
Донован медленно, с усилием кивнул.
— Да, — произнес он. — А теперь — убирайтесь.
Мария кивнула:
— Прости, Джо. Мы очень виноваты.
Донован продолжал смотреть прямо перед собой.
— Оставьте меня в покое, — произнес он слабым, срывающимся голосом.
Посетители направились к выходу, Мария поддерживала Шарки. Дойдя до двери, он обернулся.
— Мария не рассказала вам о нашем предложении? — Его голос еще немного дрожал.
Донован поднял глаза. Мария взглянула на Шарки и нахмурилась.
— О каком предложении?
— Вы, — в глазах Шарки промелькнула цепкость юриста, — помогаете нам найти Гэри Майерса, проведете переговоры от нашего имени, а мы поможем вам искать сына.
Донован вскочил на ноги, не обращая внимания на вихрь в голове:
— Вы знаете, где Дэвид?
— Нет, — сказал Шарки. — Я этого не говорил. Я сказал, если вы поможете нам, мы сделаем все возможное, чтобы помочь
