счастлива», – но ожидали, что источником ее счастья станет молодой человек с титулом или хотя бы с хорошим произношением. Они растили дочерей, прививая им, чувство гражданской ответственности, и теперь, возможно, пожинали плоды собственного труда. Детям свойственно выслушивать родителей, схватывая лишь внешнюю сторону и не замечая подтекста. Провозгласи они принцип равенства – и юнцы примут его всем сердцем. Во время каникул, вернувшись из закрытой школы, Грейс и ее сестры спорили, кто из них сможет работать с обездоленными – подвергшимися насилию женами, детьми-инвалидами, нищими. Все три нашли себе любовников, так сказать, на задворках, но только Грейс оказалась последовательной до конца.
– Этим семьям на самом деле нужна вовсе не девушка из буржуазной среды, рассказывающая им, как жить, – говорил Барли в период ухаживания, когда они с Грейс устраивались на заднем сиденье автомобиля или прятались в каком-нибудь закоулке, – а чек, причем сразу на десять тысяч фунтов стерлингов.
Но как бы то ни было, он видел, что Грейс в конечном итоге знала о превратностях жизни куда больше, чем Дорис. Дорис считала, что все – такие же, как она, только имеют меньше способностей и денег. Она не чувствовала жалости ни к кому, разве что к девушкам, которые носили двенадцатый размер и не могли похудеть до десятого. У нее были амбиции, она испытывала похоть, ощущала себя счастливой, возможно, любила, но милосердия была лишена начисто. И все же Барли любил ее и восхищался ею такой, какой она была: ему льстило ее внимание, сияние ее славы, осыпающей все вокруг золотой пыльцой. К свободе от ответственности привыкаешь. Он все это заслужил, и единственным минусом было то, что пришлось причинить боль Грейс, если Грейс было до него хоть какое-то дело. Вообще-то по большому счету он даже оказал Грейс услугу. Через год с ней все будет в порядке, ему все об этом твердят. Она пойдет дальше, найдет себя и начнет новую жизнь. Она расцветет, как, по утверждению многих, начинают цвести женщины, потерявшие мужей после долгих лет брака. Брак ведь заключается не навечно. Грейс всем своим поведением показала, что намерена встретить старость как можно раньше, а он – нет, вот и все. И теперь она сидит одна в другом конце зала с такой знакомой полуулыбкой на лице и вроде бы его не замечает, И даже не ответила, когда он помахал ей.
За все эти годы Барли бывал с ней в этом самом зале раз двадцать. Он был верен ей, в соответствии со свадебными обетами, но кто нынче принимает всерьез всю эту чушь? И вот теперь она – чужой человек, которому он машет рукой через набитый людьми зал, и именно этого он, в конце концов, и добивался. Грейс редко о чем-то просила. Когда он давал ей денег, она просто отсылала их Кармайклу в Австралию, которому было куда полезнее самому пробиваться в жизни, если у него есть бойцовские качества, в чем Барли глубоко сомневался. Но Кармайклу нужно дать шанс.
А потом Грейс пошла в разнос и испортила то, что он запланировал как цивилизованный развод, и попыталась на автостоянке задавить Дорис Дюбуа, великую Дорис Дюбуа. Барли даже съездил к ней в тюрьму, поссорившись из-за этого с Дорис, и что? Грейс наотрез отказалась его видеть.
Что же касается Дорис, то сегодня он потратил на нее примерно двадцать тысяч, и вот теперь она увеличивает свои запросы. Как-то раз Барли поселил в симпатичной маленькой квартирке любовницу, и с ней было то же самое. Она ныла и ныла, что центральное отопление не работает, что холодильник нужен получше, и так далее и тому подобное. Ему тогда все быстро надоело. Но сегодня! Это не счет на сто двадцать девять фунтов за газ, надо добавить еще три ноля и удвоить!
– И чего ты от меня хочешь? – спросил Барли. – Чтобы я пошел к леди Джулиет и предложил продать? Выписал ей чек здесь и сейчас, снял ожерелье с ее шеи и повесил на твою?
– Если бы ты меня действительно любил, то именно так бы и сделал, – ответила Дорис, но ей хватило ума хихикнуть. – На худой конец ты мог бы надавить на этого мерзкого маленького толстяка, ее мужа, чтобы заставить ее продать. У вас ведь какие-то деловые отношения, верно? Он не захочет ссориться с тобой, великим Барли Солтом.
– Вот что я тебе скажу. – Барли хотел принять участие в аукционе. Стартовая цена была восемь тысяч и теперь росла по двести фунтов зараз. Молодой художник явно был удивлен и польщен. Он радостно улыбался, причем почему-то Грейс. – Лучше вместо этого я куплю тебе картину.
И присоединился к торгам. Дорис раздраженно заерзала.
– Не хочу я картину! Я хочу настоящее ожерелье от Булгари из драгоценных камней. Зачем мне в доме изображение чужой бабы? У нее как минимум четырнадцатый размер, это принесет несчастье. К тому же после всех денег и усилий, что я потратила ради тебя на Уайлд-Оутс, это просто неподходящее место для картин. Заливное из баранины на столе еще, куда ни шло, но только не в рамке на стене. Неудивительно, что никто не принимает всерьез этого бедного славного молодого художника.
«Черт бы все это побрал, – подумал Барли. – Она потратила деньги? Это я потратил, и если захочу картину, то кровь из носу, а заимею ее, и повешу на стенку». И продолжил торг.
– Двенадцать тысяч пятьсот, – предложил Барли.
– Вот мужчина с отличным вкусом, – прокомментировал аукционист. Это был известный актер, согласившийся выступить в роли ведущего, и его голос звучал весело и доброжелательно.
– Тринадцать тысяч, – произнес мужчина, в котором Барли узнал коллегу сэра Рональда. Биллибой Джастис из Южной Африки. Зачем ему картина? Из соображений благотворительности? Может, и так. Но, скорее всего из желания подлизаться к сэру Рональду, получить возможность добиться желаемого с помощью его жены. Вероятно, это связано с заключением какого-нибудь правительственного контракта. У сэра Рональда хорошие связи на Даунинг-стрит. Джастиса интересует люизит, быстродействующая версия иприта, – теперь, когда повсеместно идет конверсия, во всяком случае, теоретически. Если, конечно, не считать Багдад. Благодаря новым технологиям уничтожения химического оружия сейчас из переработанных отравляющих веществ можно получить высококачественный чистый мышьяк и продать его с хорошей прибылью производителям газа в любой стране мира. Отличный новый бизнес – если хватит смелости им заниматься, а сэр Рональд быстро продвигался от переработки ядерного оружия в сторону химического, поскольку великие державы договорились избавиться хотя бы от части своего арсенала. Наверняка для того, чтобы освободить место новому.
– Тринадцать тысяч пятьсот, – предложил Барли.
«Ну и ладно, – подумала Дорис, – раз уж ему так хочется быть идиотом, ради Бога». Она всегда сможет повесить леди Джулиет в своей квартире на Шеферд-Буш, которую она, в конечном счете, решила все же не продавать. Судя по сегодняшнему дню, ей часто нужно будет хорошее пристанище, когда ехать домой слишком далеко. И не такой уж маленькой кажется квартира, когда в ней находишься. К тому же в особняке все-таки ощущается присутствие бывшей жены Барли, словно ее дух каким-то образом впитался в деревянные полы Уайлд-Оутс. Надо было их тоже поменять, а она передумала в последний момент, испугавшись еще большей пыли, и беспорядка. И почему так заметно призрачное присутствие Грейс, она ведь жива? Это место ее по праву первенства. Как маори требуют Новую Зеландию, австралийские аборигены – Австралию, а палестинцы – Израиль. Они были здесь первыми.
Конечно, это полная чушь, но странно убедительная. У Дорис было мировоззрение мамаши Кураж. Земля принадлежит тем, кто ее возделывает. Дети принадлежат тем, кто о них заботится. Дом принадлежит тем, кто его любит. Но что же сделала Грейс для Уайлд-Оутс, кроме как развела там мышей и ржавчину, а труб никто не касался с тех самых пор, как Грейс вселилась в особняк в восемьдесят каком-то году.
Может, Барли закажет ее портрет? Если молодой художник, Уолтер Уэллс, придет к ней на квартиру, то она сможет выкроить время, найти одно или два окна в перегруженном расписании. В конце концов, квартира буквально в пяти шагах от работы. Она будет просто сидеть, а он – ею восхищаться. Чем больше она думала об этом, тем сильнее склонялась к тому, чтобы оставить квартиру за собой. Леди Джулиет можно будет переселить в ванную, а ее собственный портрет займет коронное место в гостиной, которая почему-то казалась вполне симпатичной, пока на горизонте не замаячил Барли и не сунул ей под нос Уайлд-Оутс. Кроме того, время от времени ей нужно проводить ночь одной. Секс с Барли довольно утомителен. Не то чтобы он был для нее ценой, которую она вынуждена была платить за нового мужчину, потому что, если честно, она тоже получала наслаждение, но все же это было утомительно, особенно если ты при этом еще и ведущая программы по искусству на телевидении.
– Четырнадцать тысяч, – заявил Биллибой Джастис, коллега сэра Рональда.
– Мой Бог, – раздался мелодичный голосок леди Джулиет, – как приятно, когда тебя так высоко ценят! Вы все такие льстецы!
– Не знаю, зачем это нужно Барли Солту, – тихонько проговорил жене на ухо сэр Рональд, – но если
