одергивающая шелковую шоколадную ночную рубашку (которая внезапно стала ей мала), в тщетном желании прикрыться, и невероятно красивая, возбудила в Анджи острую жажду отомстить. Ведь правда же нечестно, что капризный случай одних женщин наделяет красотой, а других нет. Согласитесь, что это так.
– Хелен, милочка, – сказала Анджи. – Ну конечно, я тебе помогу! У меня есть адрес. Прекрасная клиника. Туда все обращаются, ну просто все. Абсолютная надежность, абсолютная безопасность, абсолютное соблюдение тайны. Клиника де Уолдо. Деньги я тебе одолжу. Сделать это надо непременно. Клиффорд не захочет, чтобы ты была беременной на его свадьбе. Все подумают, что он женится на тебе, потому что вынужден! И ведь свадьба будет белой, верно? И все, ну просто все обязательно разглядывают талию.
Просто все! Просто все! Кто хочешь перепугается.
Анджи записала Хелен в клинику де Уолдо в тот же день. К несчастью (как, впрочем, и ожидала Анджи), Хелен поступила под опеку некоего доктора Ранкорна, низенького толстячка лет под пятьдесят пять в кварцевых очках, сквозь которые он пялился на самые тайные места тела Хелен, а его пухлые пальцы с ненужной медлительностью (так, во всяком случае, казалось Хелен) щупали ее беззащитные груди, живот и прочее. Но как могла бедная девочка воспрепятствовать этому? Никак. Ибо предав себя клинике де Уолдо, Хелен, как выяснилось, отреклась от достоинства, целомудрия и чести и чувствовала, что у нее нет права отбросить руку доктора Ранкорна. Она заслужила липкие посягательства этой руки. Разве она не избавляется от ребенка Клиффорда без его, Клиффорда, ведома? Разве она не поставила себя вне закона? Куда она ни бросала отчаянный взгляд, всюду видела лишь свою страшную вину и водянисто поблескивающие глазки доктора Ранкорна.
– Мы ведь не хотим оставлять незваного пришельца там дольше, чем необходимо, – сказал доктор Ранкорн своим гнусавым одышливым голосом. – Завтра в десять мы займемся возвращением вас в нормальное состояние. Даже речи не может быть о том, чтобы такая хорошенькая девушка напрасно потратила хотя бы день своей жизни.
Незваный пришелец! Ну он не слишком ошибся. Именно так видела тогда Хелен крошку Нелл. И все же от этих слов она вся съежилась. И ничего не сказала. Она отдавала себе отчет, что зависит не только от алчности доктора Ранкорна, но и от его благорасположения. Сколько он ни запрашивал, его клиника все равно была полна. Если он «избавлял вас» на следующий день, а не через месяц, следовало просто считать себя счастливой. Впервые в жизни Хелен по-настоящему поняла, что такое необходимость, по-настоящему страдала и сумела промолчать.
– Когда в следующий раз пойдете на вечеринку, – сказал доктор Ранкорн, – вспомните обо мне и остерегитесь. Вы были очень нехорошей девочкой. На ночь вы останетесь в клинике, чтобы мы могли за вами приглядывать.
О, какой ужасной была эта ночь! Она осталась в памяти Хелен навсегда. Толстые желтоватые ковры, бледно-зеленая раковина, телевизор и радиоприемник с наушниками не могли замаскировать сущность места, в котором она находилась. С тем же успехом можно пустить вьющиеся розы по стенам бойни! И ведь ей нужно было позвонить Клиффорду и сочинить еще какую-то ложь!
Было шесть часов. Клиффорд в «Леонардо» вел переговоры о приобретении картины неизвестного художника флорентинской школы с представителями галереи Уффици. Клиффорд сильно подозревал, что это Боттичелли, исходил из своего предположения и даже готов был дать цену повыше, лишь бы не упустить картину, – но умеренно повыше, чтобы они не принялись более пристально изучать, что, собственно, продают. Порой ведь случалось, что итальянцы, привыкшие к сверхизобилию культурных богатств, действительно не замечали у себя под носом чего-то замечательного и неповторимого. Голубые глаза Клиффорда стали особенно темными, он движением головы отбрасывал клин густых белокурых волос, и они отливали золотом. Волосы он отрастил длинные, как было в моде у молодежного авангарда, но ведь 35 – это же и есть самая молодость? На нем были джинсы и рубашка под стать. Итальянцы, корпулентные и пятидесятилетние, доказывали свои культурные и материальные успехи строгими костюмами, золотыми кольцами и рубиновыми запонками. Но они находились в невыгодном положении. Они были сбиты с толку. Чего и хотел Клиффорд. Какое отношение этот молодой человек, весь существующий в настоящем, имеет к этим солидным старинным мраморным порталам? Итальянцы утратили ясность суждения. Почему именно Клиффорд Вексфорд вдруг копается в прошлом? Какая тут подоплека? Он осведомлен лучше них или хуже? Он предлагает слишком много или они запрашивают слишком мало? Где они, что с ними? А вдруг жизнь и не серьезна вовсе, и не трудна? А вдруг все лакомые куски достаются легкомысленным шалопаям? Зазвонил телефон. Клиффорд снял трубку. Представители Уффици сгрудились тесной кучкой, распознав счастливый случай и не упустив его.
– Милый, – весело сказала Хелен, – я знаю, ты не терпишь, чтобы тебя отвлекали, но когда ты вернешься сегодня в «Кофейню», меня там не будет. Позвонила мама и сказала, что я допускаюсь под родной кров. И я на пару дней поеду в «Яблоневый коттедж». Она говорит, что, возможно, даже приедет на свадьбу.
– Возьми чеснок и распятие, – сказал Клиффорд, – чтобы было чем отпугнуть твоего вампира-отца.
Хелен беззаботно рассмеялась, сказала «дурачок!» и повесила трубку. Представители Уффици подняли цену на целую тысячу фунтов. Клиффорд вздохнул.
Снова затрещал телефон. Теперь звонила Анджи. Поскольку в «Леонардо» были вложены весомые миллионы ее отца, телефонистка на коммутаторе тотчас соединила ее с Клиффордом. Эта привилегия была дарована только Хелен, Анджи и биржевому маклеру – последний вел азартную игру мгновенных решений и вел ее очень умело, но иногда ему требовалось быстрое «да» или «нет».
– Клиффорд, – сказала Анджи, – это я, и я хочу позавтракать с тобой завтра утром.
– Позавтракать, Анджи! Теперь я, – сказал он, стараясь загипнотизировать представителей Уффици властной улыбкой и надеясь, что Анджи сейчас же повесит трубку, – я завтракаю с Хелен. И ты это знаешь.
– Но не завтра утром, – сказала Анджи, – потому что ее не будет.
– А ты откуда знаешь? – Он почуял опасность. – Она же поехала к матери, разве нет?
– Нет, не поехала, – отрезала Анджи и отказалась пояснить свои слова, так что Клиффорд согласился встретиться с ней на следующее утро в 8 часов в «Кофейне» и позавтракать вместе. Столь ранний час вопреки тайной его надежде Анджи не обескуражил. Он было предложил «Кларидж», но она сказала, что ему, возможно, захочется взвыть и завизжать, а это удобнее у себя дома. Тут она повесила трубку. Представители Уффици подняли цену еще на пятьсот фунтов и уперлись, а Клиффорд к этому времени утратил твердость духа. Он прикинул, что эти два звонка обошлись ему в полторы тысячи фунтов. Когда итальянцы, улыбаясь, ушли, Клиффорд, не улыбаясь, позвонил Джонни, конюху и шоферу отца, – человеку, который был на войне с Отто и все еще сохранял свою категорию 00,– и попросил его отправиться к Лалли и навести справки. Джонни прорезался в полночь. Хелен в коттедже нет. Никого, кроме пожилой женщины,
