– Хорошо, я попытаюсь что-нибудь съесть. – Джози вымученно улыбнулась. – Спасибо.
– А ты что скажешь? – Консуэла повернулась к Льюку. – Тоже ведь ничего не ел.
– Перехвачу чего-нибудь дома.
Глаза Консуэлы округлились:
– Проглотишь тарелку холодных спагетти? Это не еда! – Обращаясь к Джози, она добавила: – Он живет один и совершенно о себе не думает. Скотина у него на ферме питается лучше хозяина.
– Почему бы вам не присоединиться ко мне? – спросила Джози. – В конце концов, это ужин на двоих. Не пропадать же такому добру.
– Прекрасная мысль. – Консуэла одобрительно кивнула. – В компании дело пойдет повеселее.
Когда Консуэла принялась раскрывать кастрюльки с аппетитной едой и ставить на стол лучший фарфор, какой только был на ранчо, Льюк с трудом подавил стон. Экономка втравила его в «брачный» ужин, и он не мог придумать, как от него отвертеться.
Чуть ли не положив на стол свои необъятные груди, Консуэла стала зажигать свечи.
– Ну вот, – заключила она, покончив с этим. – Все готово.
Экономка подвинула стул для Джози, потом протянула Льюку бутылку шампанского:
– На, открой.
Ковбой нерешительно взглянул на девушку:
– Я думаю, что в данных обстоятельствах…
– А я бы с удовольствием выпила шампанского, – откликнулась Джози.
Консуэла кивнула:
– Шампанское лечит разбитые сердца.
– Не могу сказать, что мое разбито, – возразила Джози, на что Консуэла покровительственно похлопала ее по спине:
– Ничего-ничего, дорогая. Не надо нам объяснять. Но если захочется выговориться, просто зайдите к Консуэле. Идет?
– Ладно, спасибо.
– Ну, наслаждайтесь. Спокойной ночи! – Толстушка выплыла из комнаты, помахав на прощанье рукой.
В домике сразу стало как-то тихо и просторно. Льюк застенчиво уселся за стол напротив Джози.
– Сколько вкусных вещей! – воскликнула девушка, оглядев стол: салат, отличное мясо, вырезанный фестонами картофель и молоденькая морковь.
– Консуэла – отличный повар, – ответил Льюк, – они с мужем работают в моей семье уже больше двадцати пяти лет. – Он усмехнулся. – Она очень вольно иногда обращается с английским языком, а главное, любит совать свой нос в чужие дела.
– Мне кажется, она очень добрая.
– Да, – Льюк кивнул. – Моя мать умерла, когда мне было всего двенадцать, и она меня практически вырастила. – Он поставил шампанское на стол. – Она верно сказала: лучше ее никто не умеет слушать других. Если вас одолеет одиночество и захочется поговорить, воспользуйтесь ее приглашением.
Он стал рассматривать Джози. В неверном свете свечей ее профиль казался не просто тонким, а даже хрупким. Льюк снова почувствовал вину за то, что налетел на нее в конюшне. Пожалуй, стоит воспользоваться советом Консуэлы и проявить немного сочувствия.
– Кстати говоря, я тоже умею неплохо слушать.
– Да я вовсе не страдаю, – Джози потянулась за салфеткой. – Признаться откровенно, я даже рада, что свадьба не состоялась.
Ах вот как. Можно прыгать от радости, съязвил Льюк про себя. Он тоже знает, что это такое – быть отверженным. Сам побывал в этой шкуре. Она, по всей видимости, пребывает в первой стадии своего злосчастья и еще не начала по-настоящему убиваться.
– Нет, правда, я совсем не горюю. Мне даже не обидно, – она накрыла колени салфеткой, – я скорее злюсь, и главным образом на себя. Как я могла быть так слепа!
– Но вы же знаете поговорку: «Любовь зла, полюбишь и…»
Джози перегнулась через стол:
– Да в том-то и дело, что я его совсем не любила. – Выражение лица ее было вполне искренним, честным.
Н-да, видимо, действительно страдает, если уж идет на такое вранье. Ну что ж, не стоит ее разоблачать, пусть думает что хочет, лишь бы это помогло ей пережить «брачную» ночь.
С этой мыслью Льюк потянулся к шампанскому.
– Уверен, что все образуется. – Он открыл бутылку так, что пробка пролетела через всю комнату и чуть не попала в камин. Налив вина в бокалы, он провозгласил: – За ваше благополучие!
– За прекрасную неделю на вашем ранчо! – добавила Джози, чокнувшись с ним.
Льюк нахмурился при этих словах: одно дело нянькаться с ней один вечер, и совсем другое – целую
