незнакомца и продолжил погрузку, спеша побыстрее переправить меха через реку, а заодно доставить эту неожиданную обузу к Редеку и забыть о ней.
Солнце уже клонилось к закату, когда погрузка завершилась, и удовлетворенный Хэдрул поманил обугленную тварь к своей лодки. Создание осторожно перебралось через борт утлого суденышка, бросая опасливые взгляды на воду, и присело, прильнув к груде мехов. Хэдрул оттолкнул лодку от берега, сам перепрыгнул на борт, взметнув брызги — от которых тварь отпрянула, словно испытывая ужас перед водой. Но охотник был слишком занят греблей, чтобы это заметить. Он вывел лодочку на стремнину и приложил всю силу своих могучих плеч, чтобы направить ее поперек бурного Алагора. От того, что рядом находилась эта тварь, сил у него убавилось — настолько малоприятно было даже смотреть на нее. Хэдрул понял, что тревожится из-за того, что незнакомец не проявляет никаких признаков осознания своего состояния, да и боли, кажется, не испытывает вовсе.
Охотнику пришла в голову мысль: а что, если это какой-нибудь демон из чащи, восставший в пламени и сейчас использующий его, Хэдрула, лишь как средство переправиться через реку? Но незнакомец до сих пор не проявил никакой враждебности, да и предостерегающий знак на него не подействовал. Быть может, это просто человек, разум которого поврежден огненным испытанием? В любом случае Хэдрул находится в безопасности, пока они плывут по реке — а когда достигнут берега, будет глядеть в оба при всем своем отвращении к спутнику. Надо лишь поскорее достичь противоположного берега, а затем эта тварь должна идти впереди, пока они не доберутся до Поля Сбора. Там он избавится, наконец, от долга, наложенного Законом, и передоверит ответственность Редеку. Чем скорее, тем лучше!
Охотник искусно подвел челнок к берегу, подтянул его к самой траве, где начинался волок, и, выпрыгнув на берег, вытащил суденышко как можно дальше на сушу. Только тут его попутчик зашевелился и с явным облегчением выбрался на твердую почву.
Хэдрул достал из лодки топор, тяжесть которого успокаивающе отдалась в руке, и опер его о борт — так, чтобы можно было легко дотянуться до рукоятки в случае надобности. Однако пока никакой угрозы не возникало. Странное создание помогло разгрузить лодку, таская меха к деревьям, пока вся добыча не оказалась сгружена под могучим дубом. Хэдрул поднял опустевший кожаный челнок и отнес его в глубь леса, где спрятал в густых спутанных зарослях куманики, а затем с топором в руке вернулся к своему странному спутнику. Солнце уже приближалось к западному горизонту, омывая лес ало-золотым светом, до жути похожим на адский отблеск лесного пожара, и удлиняющиеся тени принесли предчувствие прохлады вспотевшему телу Хэдрула.
— Нам предстоит шагать целую ночь, — заметил он, избегая прямого взгляда на то, что осталось от лица у этой твари. — Но тропа приведет нас к Полю Сбора вовремя. Поэтому сперва поедим.
Его незваный спутник ничем не показал, что понимает сказанное, и Хэдрул склонился над своим мешком, отыскивая среди припасов сушеное мясо и дорожные лепешки. Достав еду, он протянул ее незнакомцу, незаметно удерживая свободную руку на рукояти топора. Навстречу протянулась иссохшая лапа с когтями, как у ястреба, — и охотник закричал, ибо лапа схватила не мясо и лепешку, а его запястье.
Хэдрул почувствовал, что его тащат вверх и вперед, и неловко взмахнул топором. Но направление удара изменилось, потому что охотник посмотрел в глаза чуждой твари. И впервые увидел ее зрачки — крохотные красные искорки, сияющие среди черноты, которая была не столько цветом, сколько его отсутствием. Пальцы охотника ослабили хватку, ненужный и бесполезный топор упал наземь. А зрачки твари расширились, заполнили все глазницы зловещей краснотой, которая засветилась и задрожала, лишая человека воли, отнимая у него силы. Хэдрул застонал, смутно осознавая, что незнакомец — несомненно, демон! — держит теперь оба его запястья. Не способный ничего предпринять, он стоял столбом, чувствуя, как ужас наполняет его по мере того, как тварь подтягивает его все ближе к себе. Ее дыхание, зловонное, точно смрад от погребального костра, жадно извергалось из проема меж потрескавшихся губ, непристойно передразнивавших поцелуй, и охотника охватило отчаяние. Он пытался заговорить, закричать, умолять, разгневаться — но лишь простонал, когда жуткая тварь отпустила его запястья и почти с нежностью положила свои иссохшие ладони на его щеки. Чудовищные губы приблизились к губам Хэдрула, глаза человека вспыхнули последний раз, а затем помутнели, ибо жизнь стала покидать его.
Колени охотника подогнулись и он поник в объятиях демона, а затем, когда хватка ослабла, безжизненно осел на землю.
Демон удовлетворенно вздохнул. Жизненная сила из этого тела напитала его куда лучше, чем пламя, и он уже начал ощущать происходящие в нем перемены. Его облик заколебался, затем стал тверже и сделался почти человеческим. Он поглядел за реку, безобразно улыбнувшись пламени, которое все еще бушевало за Алагором, окрашивая сумеречное небо в багровые тона преисподней.
Теперь он знал, кто он и что.
— Я — Тоз, — сказал он сгущающейся ночи. — Я несу опустошение.
Побитые непогодой камни Башни были прохладны на ощупь, когда Сестра Галина оперлась ладонями о подоконник глубокого окна и поглядела поверх крыш Эстревана на городские стены, на которых уже угасал дневной свет. Вечерние факелы вырывали из полумрака яркую мозаику, бросавшую вызов наползающей ночи. Эстреван и сам бросал вызов тьме — которая, как чувствовала Галина, крепла нынче где-то за дальними горами. В стенах, среди которых Галина пребывала ежедневно с рассвета до сумерек, было прорублено четыре окна, строго выверенных по странам света, так что теперь ее покой озаряли алые отсветы садящегося солнца.
Ее старушечья кожа приобрела в таком освещении здоровый оттенок, серебряные волосы превратились в сияющие красновато-розовые. На востоке небо было темным, за исключением места, где низко висящий диск коснулся хребта Гадризелов, и высокие пики гор отразили свет обратно — так что горизонт словно бы осветила огненная полоса. В иные дни и в иные времена Галина получала удовольствие от этого зрелища, но теперь оно напоминало о близящемся пламени, словно само небо возвещало о приходе Посланца. Галина сощурила глаза, все еще зоркие, несмотря на прошедшие годы, и медленно отвела их от городских стен, взглянув ниже. Широкие аллеи и просторные площади Эстревана гудели и бурлили, ибо тех, кто сновал здесь днем, сменили те, кто предпочитал выходить ночью. И Галина отворила свой разум бездне чувств и страстей, наводнявших улицы внизу. Там преобладало ощущение радости, довольства и предвкушения приятных минут: обычные чувства для Святилища Сестер.
Они рассмеялись бы, если бы узнали, подумала Галина. А сама я почувствовала бы страх? Хоть кто- нибудь из них помнит?
Она приглушила свой внутренний слух, отключившись от шума множества душ, и направила мысли на текущие дела. Сестра Галина достаточно много времени потратила на поиск и созерцание, но так и не отыскала даже намека на какой-то иной исход. Она подробно обсуждала вопрос со старшими из Сестер, и они каждый раз приходили к одному-единственному неизбежному заключению: либо действовать, либо смотреть, как пламя пожрет мир. Похоже, ничего больше не оставалось, и действовать надлежит ей. Совершить, быть может, достаточно невеликое действие — но именно то самое, которое, подобно камню- голышу, покинувшему край горного обрыва, приведет в движение все прочие камни, и вот уже целая лавина загромыхает вниз, дабы запрудить опасный поток.
Хотя не исключено, что булыжник упадет незамеченным. Как всегда, она могла лишь верить и надеяться на толкование Книги Кирье. Это все, что ей оставалось, все, в чем она была уверена, — как верила в то, что будущее ее мира зависит от осуществления ее решения.
Вздохнув, она позволила себе на миг расслабиться, взыскуя Мира Госпожи. Твердый камень под ладонями помогал ей успокоиться. Уж хотя бы Эстреван-то выстоит: Кирье знала, что делала, когда выбрала эту отдаленную местность для священного города, который приютил Книгу.
Уединение обеспечивало равно телесную и духовною безопасность для тех, кто предпочел жить внутри этих стен. Кирье определила, что тем, кто станет искать благой участи, необходимо одолеть препятствия, дабы решимость их укрепилась. Обнесенный камнем, город мог вынести осаду, во время которой обитатели жили бы за счет накопленных припасов из окрестных хозяйств и воды источников, питавших фонтаны и купальни. Но миролюбивые горожане были вполне способны защититься в случае необходимости, хотя местоположение Эстревана и делало вероятность нападения ничтожно малой. Вокруг него раскинулась Гадризелская равнина, переходя на юге и западе в пустынные Неведомые Земли, а с востока и севера ограниченная неприступными хребтами Гадризелов и Аозин. Единственный перевал, охраняемый солдатами Тамура, находился на высоком Морфахе. За Гадризелами лежала Кормийская Пустыня, ставшая кладбищем
