встал в дверном проеме, как вкопанный, широко расставив босые ноги, и выжидающе таращился на меня.
— Ну? — буркнул он, видя мое замешательство.
— Не могли бы мы отойти вон туда…
— Нет.
— Мне не хотелось бы обсуждать это перед студентами.
Его губы медленно растянулись в знакомую злобную усмешку.
— Вызов всегда следует бросать в присутствии свидетелей.
Мне не казалось, что «вызов» — именно то слово, которое следует употреблять, когда имеешь дело с воином. Но все же вручила ему копию своей жалобы и без обиняков объявила:
— Я намерена подать это руководству университета.
Шипнер мельком проглядел бланк, смял в комок и вызывающе подбоченился.
— Жалоба? — оглушительно вопросил он. — Вы подаете на меня жалобу?
Мое сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди, но я гордо стояла перед ним, полная решимости не уступить ни пяди. Сейчас он казался мне вдвое выше ростом. Бицепсы с голову ребенка! Вся грудь — сплошные стальные гребни мускулов.
— Таково мое намерение, — сухо процедила я.
— На каком основании?
Я небрежно показала на смятый бланк, который он все еще сжимал в кулаке.
— Тут все изложено.
— Я хочу услышать от вас.
Покосившись в сторону, я увидела, что взгляды всей аудитории устремлены на нас.
— Нарушение правил учебного центра, — хладнокровно бросила я. — Враждебное отношение к студентам. Непристойные речи.
Последняя фраза вышла не такой громкой, как две первых. И все это было обращено к проклятой татуировке на шее, которую он просил воспроизвести. С большим трудом я вынудила себя поднять глаза. И впервые увидела вместо обычной устрашающей гримасы нечто напоминающее снисходительную ухмылку. Да и голос непривычно смягчился:
— Нарушение правил? Враждебное отношение? Но я нехтанит, — подчеркнул он. — Если хотите знать, от меня ожидают подобных выходок.
— Только не здесь! — взорвалась я.
Презрение словно капало с его губ:
— Чего же вы ожидали, мадам инфорат?
— Что вы станете бережнее относиться к этим молодым умам! — взвизгнула я, обводя широким жестом аудиторию. — Не топтать их самолюбие!
— Топтать? — удивился он, оглядывая навостривших уши студентов. — Они кажутся вам затоптанными?
Честно говоря, не очень. Слишком увлеклись, наблюдая схватку и, вероятно, воображая меня валяющейся под копытами вражеского коня в полной отключке.
— Как, по-вашему, — спросил он, заговорщически понижая голос, — кто-то из них заорет при моем появлении? Или подпрыгнет?
Он кивком головы указал на Элиссу.
— Если я теперь задам вопрос вон той девчонке, она, по-вашему, разревется? Могу я наконец получить связный ответ?
Его чертова бровь опять насмешливо выгнулась. Несколько мгновений я просто таращилась на нахала, лишившись дара речи. Не может быть… неужели он намеренно…
— Вы специально являетесь сюда, чтобы пугать их? — выговорила я, едва ворочая языком, и поежилась: на этот раз его улыбка казалась поистине дьявольской. Как в страшном сне.
— Тот, кто не ведает страха, не познает мужества, — громко выпалил Шипнер и, отвернувшись от меня, начал свой привычный обход: руки заложены за спину, лицо искажено воинственной гримасой. Но стоило ему остановиться у стола Элиссы, как девушка глубоко вздохнула и заставила себя взглянуть ему в глаза.
— Мелвилл, — сообщила она, не дожидаясь расспросов, и капризно добавила: — Сплошное занудство.
Шипнер только усмехнулся и отошел. Но когда попытался покритиковать какую-то работу по биологии, студент только плечами пожал.
— Я, что ли, их пишу… — проворчал он, не потрудившись взглянуть на профессора. Едва тот подступил к художнику, как парнишка молча вручил ему планшет.
— Ха! — воскликнул Шипнер. — Распечатай это!
Художник вывел рисунок и вручил Шипнеру копию. Профессор отнес набросок мне. Что ж, ничего не скажешь: неумелый, но вполне узнаваемый портрет нехтанита. Рассматривая уродливую физиономию, скалившуюся на меня с листка бумаги, я должна была признать, что в безумии Шипнера присутствует некая логика. Эти детишки, все до единого, обучались по дистанционной программе. И до поступления в университет не сталкивались с преподавателями лицом к лицу. Они просто не умели общаться с другими людьми. Но постепенно учились.
— Подавайте вашу жалобу, мадам инфорат, — прошипел он. — Вы не первая и не последняя. И заодно предайте анафеме еще сорок семь факультетских работников, вот уже свыше двадцати лет в глаза не видевших своих студентов.
Он вручил мне смятый листок и добавил вполголоса:
— Поверьте, отваге учатся на наглядном примере.
Жалобу я подала на следующий день. Шипнер оказался прав, она всего лишь увеличила и без того немалый счет. Протест остался без последствий, так что мне придется терпеть этого невыносимого человека несколько следующих лет. Он считает своей обязанностью терроризировать каждый новый курс, а я делаю все возможное, чтобы поначалу, пока они еще не привыкли, его появление не слишком выбивало юнцов из колеи.
Кроме того, я выполняю ряд заданий для доктора Шипнера, связанных с поиском научной информации: работа, за которую ему никогда не приходило в голову меня поблагодарить. Зато он неизменно приходит в мою смену, что со стороны нехтанита, очевидно, является высшей похвалой. Временами, когда мне становится невмоготу от его грубости, наглости и высокомерия, не имеющего под собой никакой почвы, я вынимаю тот самый рисунок, лишь для того, чтобы напомнить себе, почему я еще не убила Шипнера. Не могу смотреть на неуклюжий набросок без того, чтобы не вспомнить исход того поединка.
…Перед уходом он еще раз взглянул на листок бумаги и обвел пальцем татуировку, которую перед этим требовал изобразить.
— Лучше, — рассудил он.
Я присмотрелась к оригиналу на его шее и посчитала сходство идеальным.
— А что это должно изображать? — раздраженно фыркнула я.
— Мистический и могущественный символ, — гордо пояснил Шипнер, поглаживая раскрашенную кожу. — Без такой татуировки ни один нехтанит не считается взрослым мужчиной.
— Но все-таки что это означает?! — допытывалась я, донельзя изведенная сегодняшними открытиями и склонная вести себя в его стиле: так же нагло и оскорбительно.
Шипнер, еще раз оглянувшись, приблизил свои противные губы к моему уху.
— Это матка и фаллопиевы трубы, — шепнул он, а затем, лукаво подмигнув, по своему обыкновению, заложил руки за спину и затопал грязными пятками к выходу.
