что нам нужен именно он, а ему как будто совершенно не нужным было быть нужным. Не снизойди на меня озарение, могло бы случиться что-нибудь крайне скверное. Но я сказал просто: «Нет, это не тот джентльмен, а другой с той же фамилией».
— Но что он сказал?
— «Поберегись-ка», — сказал он. — Но как бы то ни было, толпу это ублаготворило, и мы легко убрались оттуда в автобусе, который довез нас до станции на Портленд-роуд.
Прибыло шампанское в ведерке со льдом.
— Почти не остыло, сэр, — сказал официант, трогая бутылку.
— Сейчас не время для разборчивости, — сказал Лэмбоун, беря третий бутерброд. — Вы ничего не едите, Кристина-Альберта. Но я настаиваю, чтобы вы выпили по крайней мере один бокал.
Кристина-Альберта отпила глоток и машинально надкусила бутерброд.
— Интересно, увидим ли мы его еще когда-нибудь, — сказал Гарольд. — Лондон такой обширный. Такой обширный! Впрочем, я всегда испытываю это чувство, когда кто-то куда-то отправляется. Для того, чтобы куда-то отправиться, необходимо невероятное мужество. Лондон наверняка набит заблудившимися прохожими. Я отчаянно боялся Лондона, пока не обнаружил метро. Меня преследовало ощущение, что боковые улочки засосут меня неведомо куда. И я вечно буду сворачивать за угол на одну улицу длиннее другой. Мне даже снилась последняя из этих улиц —
— Все-таки он мог уже вернуться в студию, — сказала Фей.
Пол Лэмбоун с редкой скоростью добрался до своего четвертого бутерброда и третьего бокала шампанского, после чего продолжал насыщаться уже не так торопливо.
— Я разочарован, — сказал он, — что не подумал, что он может купить шляпу. Это подрывает все мои умозаключения. Видите ли, я сосредоточился на происходящем внутри его головы и совершенно забыл об изменениях, которые она может претерпеть снаружи. А ведь человек с его аккуратностью и уважением к приличиям — приобретенным за долгие годы размеренной и упорядоченной жизни — купил бы себе шляпу практически машинально… И, значит, мы могли пройти совсем рядом и не заметить его.
— Я бы его узнала, — сказала Кристина-Альберта.
— Но до тех пор, пока этот пентонвильский субъект не увлек нас по ложному следу, я был убежден, что мы его нагоняем. Видите ли, Кристина-Альберта настояла, чтобы я наводил справки у каждого полицейского, которого мы увидим, — даже у задерганных, раздраженных, резких вплоть до грубости полицейских, которые дирижируют уличным движением, — но маршрут выбрал я, построил маршрут на моих выводах. Видите, ли, мой дорогой Ватсон, — он чуть улыбнулся с утомленным самоодобрением в сторону Крама, — главное в подобном случае — это поставить себя на место вашего человека, думать его мыслями, а не собственными. Вот, что я пытался — насколько позволяла одышка — внушить Кристине-Альберте. Все ведь достаточно просто. Перед вами человек, убежденный — так красиво, так завидно убежденный, — что он властелин мира, пока еще неведомый, неузнанный, но накануне полного своего признания. Пойдет ли такой человек по улице, точно обычный прохожий? Нет и нет! Он будет взволнован, радостно возбужден, устремлен ввысь. Отлично. Он пойдет вверх по холму, а не вниз. Он будет выбирать широкие, а не узкие улицы и идти ближе к середине.
— Его не сбил автомобиль! — горячо воскликнула Кристина-Альберта.
— Нет-нет. Уличного движения он будет избегать. Ведь тогда ему пришлось бы суетиться в ущерб своему достоинству. Его должны привлекать открытые пространства. Высокие здания, яркие огни, любые людские скопления будут мощно его притягивать. Следовательно, он наверняка от арки Адмиралтейства пересек по диагонали Трафальгарскую площадь в направлении манящей величавости «Колизея»… Вам ясен мой метод?
Но он не стал дожидаться, чтобы Крам ответил.
— И чем больше я думаю о нашем пропавшем друге, тем больше восхищения и зависти он мне внушает. Какие мы ползучие твари! Вполне удовлетворяемся положением подданных, ячеек, единиц, пешек, капель воды и песчинок в запутаннейшем, бессмысленном нагромождении человеческих дел. Он воспаряет надо всем этим. И парит над всем этим сейчас. Одним великолепным жестом он отвергает свою заурядность и неполноценность. Мир — его! Какое в этом величие! Где бы он сейчас ни был, какая бы судьба его ни постигла, он счастливец. А мы сидим здесь, мы сидим здесь и пьем… я заказываю еще бутылку, Гарольд, и требую, чтобы вы с миссис Крам отодвинули это теплое, липкое пиво, и присоединились ко мне… Официант! Да, еще одну, пожалуйста… так мы сидим здесь среди этого теснящегося дымящего сборища (вы только поглядите на них!), а он строит планы спасения мира, которому мы дали дегенерировать, и возносит свою царственную волю к Богу. Божественнейшая экзальтация! Предположим, мы все могли бы ощутить…
— Я думаю, — перебила Кристина-Альберта, — нам следует обзвонить больницы. Я как-то не подумала, что он мог попасть под автомобиль. Он всегда был на перекрестках чуть неосторожен.
Пол Лэмбоун поднял ладонь с некоторым осуждением, стараясь найти какой-нибудь предлог посидеть здесь еще.
— Попозже, — сказал он после легкой паузы, — тогда больничные служащие будут посвободнее. Сейчас у них час пик — с десяти до одиннадцати. Да, Час Пик…
В лабиринте столиков и стульев появился Тедди Уинтертон. Его глаза были устремлены на Кристину- Альберту.
— Привет! — сказал Лэмбоун не очень сердечным тоном, посмотрел на Кристину-Альберту и вновь перевел взгляд на новоприбывшего.
Тедди покусился на свободный стул, на который какая-то дама бросила котиковое манто, завладел им, рассыпаясь в извинениях перед владелицей манто, и втиснулся с ним между Гарольдом и Фей, которая отсекла его от Кристины-Альберты.
— Сжальтесь над одиноким человеком, — сказал он весело, стараясь перехватить взгляд Кристины- Альберты.
— Получаете один бокал шампанского, — сказал Лэмбоун с несколько насильственным радушием в голосе.
— Как делишки, Кристина-Альберта? — сказал Тедди, вынуждая ее обратить на него внимания.
Кристина-Альберта повернулась к Фей.
— Ты не пойдешь со мной сейчас? — сказал она ей. — В подворье? Я должна начать обзванивать больницы, не то будет поздно.
Фей посмотрела на нее с любопытством.
«Это серьезно», — сказали глаза Кристины-Альберты. Фей встала и начала вдевать руки в рукава пальто. Тедди вскочил, чтобы помочь ей. Кристина-Альберта накидку не снимала и была готова уйти.
— Послушай, Кристина-Альберта, — сказал Тедди. — Мне надо с тобой поговорить.
— Пошли, Фей, — сказала Кристина-Альберта, слегка подтолкнув подругу и делая вид, что не расслышала его слов.
Тедди вышел вслед за ними на тротуар Пиккадилли.
— Одно словечко, — сказал он.
Фей сделала движение, чтобы отойти в сторону, но Кристина-Альберта ей не позволила.
— Я обойдусь и без одного, — сказала она.
— Но я мог бы тебе помочь.
— Да, мог бы. А теперь поздно. Я больше вообще не хочу тебя видеть.
— Ну дай человеку шанс!
— Шанс у тебя был, и ты думал им злоупотребить, — сказала Кристина-Альберта.
— Ты могла бы хоть декорум соблюсти, — сказала Тедди.
— К черту декорум! — сказала Кристина-Альберта. — Идем же, Фей!
Она вцепилась в локоть подруги.
Тедди постоял в нерешительности, а потом вернулся в кафе к Краму и Лэмбоуну.
Некоторое время подруги шли молча.
— Что-то не так? — рискнула Фей.
— Все не так, — сказала Кристина-Альберта. — Есть ли хоть малейший шанс, что мы найдем папочку
