как прирожденный моряк.
Брахт не поверил — это было видно по его глазам, — но слабо улыбнулся, поблагодарил и осушил чашу, скорчив гримасу.
— Сейчас ты уснешь, — заверила его Катя. — А когда проснешься, болезнь твою как рукой снимет.
— Слово? — спросил Брахт, с удовольствием растягиваясь на скамейке. — А у кого я отобрал кровать?
— Слово, — улыбнулась она. — А кровать — моя.
— Тем слаще на ней спать. — Керниец зевнул. — Хотя я бы…
Последних слов они не услышали за вздохом. Как человек, твердо решивший подремать, Брахт снял ножны с пояса и обнял меч, сонно переворачиваясь на бок. Еще один зевок — и он уже спал.
— Снадобье быстродействующее. — Катя закрыла фляжку и поставила ее в шкафчик. — Раньше чем на рассвете он не проснется, но больше мучиться уже не будет. Пошли, нам есть о чем поговорить.
Она поманила Каландрилла и провела его на полубак; здесь они прислонились к лееру, глядя на Харасуль, отдаляющийся за правым бортом, а чуть дальше — устье Ти, а за ним — темные джунгли Гаш.
— Ну, теперь ты мне доверяешь? — спросила она, прямо глядя ему в глаза.
— Доверяю, — кивнул он, выдержав ее взгляд. — Я был глупцом.
В его голосе была горечь. Катя пожала плечами и повернулась к джунглям.
— Думаю, не совсем. Расскажи, что заставило тебя отправиться в это путешествие?
Они держались близко к береговой линии, плывя на север против ветра, пахнущего водорослями, цепляющимися за каменистый берег, — под этой огромной массой экзотических растений берега практически не было видно. Каландрилл откровенно, без утайки, рассказал Кате все, и для него это было чем-то вроде очищения, вроде залога доверия. Он рассказал ей, как отец хотел сделать из него священника, о его любви к Надаме, о Тобиасе, о встрече с Варентом, о посулах посла и о том, как он отыскал карту Орвена. Он рассказал ей о том, как встретил Брахта, о магии Варента, при помощи которой тот вывел его из Секки, и обо всем, что рассказывал Варент. О встрече с демонами и о биахе, об опасениях Брахта, о камне, о том, как они плыли на «Морском танцоре», — при этом она усмехнулась, сказав, что ветер, который он сам не знал, как породил, едва не отправил их на дно и что после этого они пошли на юг, рассчитывая перехватить их в Харасуле. Он рассказал ей о первом нападении чайпаку и об их бегстве из Мхерут'йи, о Сафомане эк'Хеннеме и об Аномиусе, об их бегстве от колдуна, и тогда лицо ее помрачнело; и наконец о том, как они попали на ту площадь, где она их нашла.
Он замолчал, и Катя долгое время хранила молчание, не сводя глаз с джунглей, проплывавших мимо. Наконец произнесла:
— Я думаю, что Варент — это Рхыфамун. От него нам так просто не отделаться.
— Я тоже так думаю, — пробормотал он, наблюдая за птицами, кружившими над деревьями. — Сколько ему лет?
— Азумандиас жил во время коронации Фомы, — ответила она, — а Рхыфамун видел его смерть.
— Пятьсот лет? Разве такое возможно?
— Возможно. Но мало кто что знает. Мне даже неприятно об этом говорить. — Катя с омерзением покачала головой.
— Но как такое может быть? — настаивал он.
Катя отвела глаза, в которых блеснуло беспокойство.
— Надо просто присвоить себе чужую жизнь, — едва слышно произнесла она. — Это непросто и небезопасно, но возможно. Для таких, как Рхыфамун. Он мог присвоить жизнь Варента, а через какое-то время подыскать себе другого.
Каландрилла передернуло от ужаса.
— Значит, он может жить неузнанным? — в страхе сказал он. — Значит, он может принять любую форму, какую пожелает?
— Именно, — кивнула Катя, — но мне кажется, что пока у него есть веские основания оставаться в шкуре Варента. Ты говоришь, что в Альдарине ему доверяют? В таком случае в его руках сосредоточена огромная власть, и это устраивает его. Для того чтобы пробудить Безумного бога, надо много больше, чем просто заклятье, — нужны жертвы, и пролитая кровь манит его.
— Ты имеешь в виду флот? — спросил он, уставившись на нее.
— Возможно, — кивнула она. — Твой брат призывал к войне с Кандахаром, в которой командовать будет он. А если Рхыфамуну удастся склонить домма Альдарина к войне, Секка пойдет за ним?
— Только не отец, — сказал он. — А вот Тобиас пойдет. Тобиас — с удовольствием.
— И Тобиас уже прибег к услугам Братства.
Намек угрожающе повис в воздухе. Глаза его даже расширились от отвращения.
— Чтобы убить отца? Нет! Только не это! Убить меня — это еще куда ни шло, но убить отца…
— Такое уже случалось, — спокойно сказала Катя. — А если Тобиас поддался на льстивые уговоры Рхыфамуна… Ведь он умеет уговаривать.
— Дера! — простонал Каландрилл. — Он приведет Лиссе и Кандахар к войне? Чтобы добиться своих собственных целей?
— Чтобы пробудить Безумного бога, — сказала она. — И чтобы получить власть, которой он так жаждет. Ему надо найти затерянную усыпальницу и обрести заклятья пробуждения. А если Лиссе и Кандахар вступят в войну, подобное кровопускание облегчит задачу пробуждения. Рхыфамун ищет безграничной власти, а поскольку он сумасшедший, то ради достижения своей цели не колеблясь погубит весь мир.
— Этого нельзя допустить. Никак нельзя, — сказал он.
Катя улыбнулась, и выражение ее лица напомнило ему Брахта перед началом схватки.
— У нас есть карта Орвена, — сказала она. — Со временем мы доберемся до Гессифа. Нам только нужно забрать «Заветную книгу» и в целости и сохранности доставить ее в Вану. Там ее могут уничтожить навсегда.
— Долгое это будет путешествие, — с сомнением пробормотал он. — И возвращаться придется по берегу Лиссе. А что, если к тому времени Варент переманит на свою сторону Тобиаса? Тогда нам придется иметь дело с флотом.
— Возможно, — согласилась она. — Но у нас нет выбора. Сами мы не можем уничтожить книгу.
— Такая сила не была дана тебе? — спросил он.
— Нет. — Катя покачала головой, и светлый пучок ее волос тоже слегка качнулся. — Я не владею магией. У меня есть только камень, и он должен был помочь мне найти тебя. Для того чтобы уничтожить «Заветную книгу», нужна куда большая сила. Нужно редкое оккультное знание.
— Тогда почему они не отправились вместе с тобой? — спросил он. — Эти святые?
— За пределами Вану они теряют силу, — объяснила она. — Когда-то давно они решили дать миру возможность жить по своим собственным законам и для этого сами ограничили свою власть. Только внимая оракулу, они решили вмешаться. В противном случае им пришлось бы смотреть на кровавое разрушение мира.
Слева по курсу садилось солнце, и его огромный малиновый диск окрасил океан в багряный цвет. Словно в море открылась рана, как бледная плоть, омытая кровью. Он молча потряс головой, отгоняя от себя это видение, и отвернулся к берегу, хотя и там вид был отталкивающий. Джунгли потемнели, покрывшись тенями спускающейся ночи, и слабый ветер доносил до них странные звуки. Полная луна, столь же холодная, сколь горячим было солнце, висела низко над горизонтом, и, хотя воздух был еще теплый, Каландрилла передернуло, когда он осознал всю тяжесть того, что им предстоит. Он посмотрел назад — женщины расставляли на палубе жаровни и доставали пищу из ящиков, а гребцы продолжали работать, твердо направляя узкий корабль прямо на север против ветра, — казалось, им была незнакома усталость, и работали они как автоматы.
— Это воины? — спросил Каландрилл.
— Все до единого, — ответила Катя. — Женщины и мужчины, все.
И тут ему вдруг показалось, что их слишком мало, ибо если то, что говорит Катя, — правда, то на обратном пути их ждут куда более серьезные испытания, чем раньше.
Видимо, его сомнения проступили у него на лице. А может, Катя просто прочитала его мысли? Она
