С присущей ему прямолинейностью он ранил ее женскую гордость, о существовании которой она и не подозревала до сегодняшнего дня. А теперь они хотят, чтобы он овладел ею под похотливыми взглядами многочисленных членов клана?
Линнет похолодела.
Какой стыд, если он возьмет ее силой на глазах у всех.
Но еще ужаснее, если прилюдно отвергнет ее.
– Хватит с тебя, Дункан! – раздался чей-то громкий голос. – Дай выпить невесте, а потом, черт побери, сделай ее настоящей Маккензи!
– Маккензи! Сделай ее Маккензи!
Грубый смех прокатился по высокому сводчатому залу, пол сотрясался от бешеного топота десятков ног, и как Дункан ни пытался отбросить дурные воспоминания, это веселье напомнило ему другой свадебный пир, давно и благополучно забытый.
Тогда он был молод и влюблен.
Нет, не влюблен, скорее одурманен.
И этот дурацкий супружеский камень не избавил его от горького разочарования!
Боже, он был так очарован красотой первой жены, что даже представить себе не мог, до какого коварства она может дойти.
Гоня прочь мысли о Кассандре, он протянул кубок своей новой жене.
– Пей, чтобы скорее покончить со всеми этими глупостями.
– Мне не хочется, сэр, – ответила она, но кубок взяла.
Только сейчас Дункан сообразил, что ее отец был горьким пьяницей.
– Сделай хотя бы глоток, я сам допью все остальное.
Линнет поднесла ко рту кубок, отпила самую малость, и губы ее стали влажными и яркими.
Пусть не такими влекущими, как губы его первой жены в день свадьбы… но прекрасными и… невинными. Это делало их более желанными, чем губы любой опытной соблазнительницы, с которой он имел несчастье когда-либо встречаться.
Невероятно, но он хотел ее вопреки всему.
Хотя все еще злился на нее за то, что она привела Робби.
Дункан с трудом отвел от нее взгляд.
Его возбуждали роскошные формы и невинность этой прелестной шотландской девочки.
– Я больше не могу, сэр, – тихо сказала Линнет.
Борясь с охватившей его страстью, Дункан залпом допил вино и отшвырнул кубок под громкий одобрительный рев.
Затем вновь наполнил кубок и выпил, прежде чем Фергус начал церемонию с супружеским камнем. Словно почувствовав настроение Дункана, дворецкий поднял витой рог, поднес к губам и издал призывный звук.
Пирующие сразу притихли. Сидевшие вытянули шеи, стоявшие сделали шаг вперед.
– Легенду, Фергус, – выкрикнул кто-то из гостей. – Расскажи нам легенду!
Локлан передал Фергусу кифару, и, пока тот настраивал инструмент, англичанин что-то шептал на ухо Линнет.
– Фергус – замечательный исполнитель, – говорил Мармадьюк. – Ему не довелось учиться, и он не имеет звания барда, но он прирожденный рассказчик и пользуется заслуженным почетом. На каждой свадьбе рассказывает легенду о супружеском камне.
Дункан все слышал и выразительно посмотрел на друга.
– Не забывай, что это всего лишь легенда. Пустые слова.
– Значит, они не могут принести вреда, ведь так, милорд? – отозвалась его жена, и глаза ее засверкали огнем, который он заметил еще по дороге из Дандоннела.
– Не стоит бояться камня из-за глупой легенды, – выпалил Дункан.
– Рад это слышать, – тут же вмешался Мармадьюк, и его единственный глаз лукаво заблестел. – Значит, нет причин отказывать всем в удовольствии посмотреть, как ты с молодой женой пройдешь эту церемонию.
Могучий звук рога призвал всех к тишине и избавил Дункана от необходимости отвечать Мармадьюку.
– Это было в давние времена, – начал Фергус свое повествование, ловко перебирая узловатыми пальцами струны кифары. – Старые боги все еще правили миром, и все почитали их обычаи. Неподалеку от того места, где мы сейчас сидим, жил один гордый кельтский король. И был он так силен, что на всех нагонял страх. Сам же никого не боялся. Ни человека, ни зверя и, как утверждали некоторые, даже богов.
Фергус остановился и глотнул пива из наполненной до краев кружки.
– И было у короля четыре дочери, все умницы и красавицы, они тоже боялись отца. Все, кроме младшей, самой его любимой.
