искорка надежды, что это не так, и он не мог ее погасить, как ни старался.
Кассандра лишила его жизни в момент, когда, наступив на край платья, сорвалась с крепостной стены, а он наблюдал за ее падением и ничего не мог сделать.
Наверное, она нашла в могиле успокоение от безумных желаний, которые превратили ее в исчадие ада. А он никак не мог освободиться от преследующих его демонов.
Уж лучше смерть, чем такое мучение.
Ни одна женщина больше не заставит его так страдать.
Страдать придется и его новой жене. И тут ничего не изменишь. Ей придется смириться.
Линнет между тем крепко спала, не подозревая о буре переживаний, вызванной в нем ее присутствием. Дункан почувствовал легкий укол совести, но тут же отбросил все сомнения и решил держаться подальше от жены.
Дункан тихонько поднялся, чтобы не разбудить Линнет. Пора кое с кого спросить за все случившееся. Только не с нее. Он не может обидеть этого ангела.
А о Робби спросит ее в другой раз, когда соберется с мыслями и наденет штаны, прикрыв свое мужское достоинство.
К тому же Линнет ни в чем не виновата.
Не она заперла дверь снаружи.
И не она отперла ее сегодня утром, потому что не выходила из комнаты.
Наверняка это дело рук одноглазого англичанина. Только Стронгбоу мог выдумать такой план. Что и говорить, великолепно задумано – оставить его совершенно голым наедине с голой женой!
Этот хитрец уверен, что они, поддавшись животным инстинктам, провели ночь в страстных объятиях друг друга.
Одному Богу известно, как он был близок к этому.
Удивительная способность Мармадьюка читать мысли Дункана порой пугала его.
И раздражала до крайности.
Надо поговорить с ним начистоту.
Дункан взял свой плед, захватил оружие и выскользнул из комнаты.
Линнет проснулась, когда утро уже было в самом разгаре, и с облегчением обнаружила, что Дункана в комнате нет. Должно быть, небеса сжалились над ней, и ей не придется встретиться лицом к лицу со своим мужем после всего, что произошло ночью. По крайней мере, не сразу. У нее будет время собраться с мыслями.
Дверь была приоткрыта, какая-то добрая душа отперла шкаф, и она могла спокойно одеться. Даже ее плед лежал аккуратно сложенный на спинке стула.
Дрожа от утренней прохлады, Линнет торопливо ополоснулась водой из кувшина, натянула платье и вышла из спальни.
Хотя винтовая лестница уже не казалась темной и мрачной, здесь было очень сыро после ночного шторма, и Линнет продолжала дрожать от холода.
Ей казалось, что даже яркое солнце не в силах развеять нависшую над Айлин-Крейгом тьму.
До тех пор, пока владелец этого замка не прогонит тьму из своего сердца.
Гордо вскинув голову, Линнет сбежала с последних ступенек. Хотя бы ради Робби она должна принести свет и тепло в эту угрюмую островную крепость, чего бы это ей ни стоило. Войдя в большой зал, она увидела сорочку, очень похожую на ее собственную, ходившую по рукам как боевой трофей. Даже слуги, подбирающие с пола сор и выгребающие золу из каминов, вместе с остальными членами клана что-то возбужденно обсуждали.
Задержавшись в тени под аркой, Линнет вгляделась в сорочку и увидела на ней кровь. Это действительно была ее сорочка, та самая, которую Элспет сорвала с нее прошлой ночью. Линнет в волнении прижала руки к груди. Откуда на сорочке кровь?
Сейчас совсем не те дни месяца, а Дункан Маккензи заснул задолго до того, как Элспет ушла из спальни.
Кто-то нарочно запачкал сорочку кровью.
Неужели Элспет?
Но зачем?
Или ей показалось, что Элспет едва ли не силой раздевала ее? Иногда она путалась с подсчетом своих циклов, особенно когда теряла счет дням и часам из-за своих видений.
А вчерашнее было одним из самых впечатляющих. В общем, она вполне могла перепутать события первой брачной ночи.
Но если даже Элспет не уносила ее сорочку, она все равно не могла быть испачкана ее девственной кровью. Ведь муж проспал почти всю ночь. Сначала на кровати, отгородившись от нее гобеленом, а потом в кресле, у камина.
Да, он просыпался, когда у нее было видение, и даже стоял с ней рядом, но не прикасался к ней.
Или прикасался?
Она смутно припоминала его обнаженного, с восставшим естеством, которое увеличивалось прямо у нее на глазах, но образы были почти неуловимыми и ускользали от нее.