Он все еще смотрел на нее, но мысли его были далеко. Он погрузился в воспоминания.
– Я всегда считал, что долг мужчины – проявлять благородство по отношению к женщине, независимо от ее происхождения, миледи. В общем, я отказался вести себя так же неблагородно, как мои товарищи высокого происхождения, и в результате оказался в доме Маккензи.
Линнет поставила на место фигурку и села у окна, положив на колени яркую шелковую подушку.
– Я ничего об этом не знаю.
– Может, оно и к лучшему. История не очень красивая.
– И все-таки мне хотелось бы узнать. – Линнет прижала подушку к груди. – Если вы, конечно, не возражаете.
– Что ж, тогда слушайте, – согласился Мармадьюк, сцепив руки за спиной и расхаживая по комнате. – Это произошло много лет назад, в то лето я должен был впервые доказать, что умею владеть оружием. Я относился к своим рыцарским клятвам очень серьезно и гордился этим. Но многие рыцари надо мной подшучивали.
Он помолчал и внимательно посмотрел на Линнет.
– Увы, я ошибался, полагая, что они такие же идеалисты, как я. Случилось так, что во время моего первого набега на Шотландию я отказался участвовать в убийстве деревенской женщины. Мало того, выхватил меч и попытался защитить ее от унижения, которое задумали мои приятели. Я…
– Вы защитили шотландку от своих соотечественников? – нетерпеливо прервала его Линнет.
– Да. Попытался помешать им изнасиловать ее. За что и был сурово наказан.
– Этот шрам на лице – оттуда?
– Нет. – Он покачал головой. – Лицо изуродовали намного позже. Это совсем другая история. Хотя мое наказание за попытку спасти ту женщину тоже оставило шрамы, но только на моей спине. Меня раздели и избили мои же товарищи, а потом бросили умирать. Отец Дункана меня подобрал.
Он снова замолчал, потирая шрам, протянувшийся через все его лицо.
– Хороший человек был, да упокоит Господь его душу. Он привез меня в замок на своей лошади, и его жена, мать Дункана, выходила меня. – Его лицо озарила улыбка. – Мне очень повезло, что я попал в этот дом. С тех пор я с гордостью ношу цвета Маккензи.
Линнет содрогнулась, живо представив себе, что пришлось пережить Мармадьюку. И вспомнила, как испугалась его при первой встрече.
– Я должна извиниться перед вами, сэр. Я плохо подумала о вас, когда увидела впервые. – Щеки ее порозовели от стыда. – Я вас испугалась.
Мармадьюк улыбнулся:
– Не стоит извиняться, леди. Я действительно выгляжу не лучшим образом. Но я не видел от вас ничего, кроме добра, и для меня большая честь служить вам и вашему супругу.
Все еще чувствуя неловкость, Линнет сменила тему:
– Вы подружились с моим мужем с тех пор, как его отец привез вас сюда?
– Мы больше чем друзья. Мы с ним как братья.
Как братья. Эти слова отложились в ее памяти. Как братья…
Она отвернулась и поглядела вниз, на увенчанные бурунами волны, обрушивающиеся на огромные валуны у основания крепости.
Как братья…
И тут она вспомнила.
Как-то раз Робби назвал Мармадьюка дядей.
Обернувшись к нему, Линнет спросила:
– Поэтому Робби считает вас своим дядей?
– Нет, леди, причина в другом, – ответил он, и лицо его приняло суровое выражение.
Обеспокоенная тем, что зашла слишком далеко в своих расспросах, Линнет подошла к камину.
– Ради Бога, простите мне мое любопытство, – сказала она, глядя на огонь. – Я не хотела быть назойливой.
Мармадьюк какое-то время молчал, и Линнет украдкой взглянула на него. Мармадьюк внимательно смотрел на нее, словно решая, стоит ли говорить дальше.
Наконец он пожал плечами.
– Я вам скажу, это не секрет. Я женился на Арабелле, сестре Дункана. Поэтому Робби зовет меня дядей.
В памяти Линнет вихрем закружились обрывки случайно услышанных разговоров слуг. И когда сложились в общую картину, по телу у нее побежали, мурашки.
– Значит, леди Кассандра погубила вашу жену и мать Дункана. – Это не был вопрос, скорее утверждение. Потому что Линнет в этом не сомневалась. – Она приготовила отвар из ядовитых трав, которые вырастила в саду.
– Нет доказательств, – ответил Мармадьюк, подходя ближе. – Это было давно, и вам не стоит так печалиться.
