мелодии его флейты.
Это была плавная, успокаивающая колдовская мелодия. Каспар спотыкался, прикованный взглядом к черному меховому плащу Мамлюка, трепыхавшемуся в такт его властному шагу.
Маленькая Лана старалась держаться поближе к Каспару, словно чувствуя в нем противовес окружавшему ее зверству. Она плакала. Ее брат то и дело оглядывался, ища девочку взглядом, и взглянул в глаза Каспару, просительно улыбнувшись.
Мамлюк приказал остановиться и принялся расхаживать по долине, бросая на ветер щепотки своего порошка. Зелье рассеивалось в воздухе, сверкая мириадами крошечных радуг. Каспар тяжело осел на землю, держась за голову, и попробовал встряхнуться – но мир так и плыл у него перед глазами.
Рядом недовольно хныкал Папоротник.
– Я же сказал, что этот человек не тот, кого мы ищем. Зачем мы все еще здесь, мастер Спар? Надо убежать.
Каспар застонал.
– Убежать? Как?
У Папоротника появилась раздражающая привычка – тереться лбом о связанные руки. Каспар хотел было сказать лёсику, что это бесполезно, но даже на такую мелочь у него не хватило сил. Он только вяло удивился, как это Папоротнику удается так хорошо держаться.
– Наверное, это из-за мяса, – пробормотал он. – Проклятая отрава. Вот Брид бы нас вылечила. Даже Май, наверное, посоветовала бы какую-нибудь травку.
Лёсик повернул голову и фыркнул, как будто Каспар сказал необыкновенную глупость.
– Из-за мяса! Ну и ну! Я-то думал, у людей побольше ума. Он снова принялся тереться о свои путы. Каспар не мог думать ни о чем, кроме ужасных резей в желудке. Пальцы его дрожали, внутри все сжималось от болезненных позывов к рвоте.
– Конечно же, зараза была в воде, – продолжал Папоротник. – Неужели ты не почувствовал запах?
– Почему ж ты сразу не сказал?
– Ну, так надо же было попить. Каспар что-то запутался.
– Но ты сам нормально себя чувствуешь?
– Ну конечно, нормально.
Лёсик поднялся на ноги и принялся нюхать воздух. Каспар решительно ничего не понимал. Он начинал разделять мнение Абеляра, считавшего Папоротника на редкость неприятным существом.
– Они идут следом, – изрек Папоротник новую загадку.
– Кто?
– Остальные.
– Папоротник, не мог бы ты говорить нормальным бельбидийским языком?
Лёсик удивленно взглянул на него.
– У нас в стаде было иначе. Я говорил одно слово, ну, два, и все понимали, о чем я. А вы, люди, всегда требуете объяснений.
– Но ты же ничего не объясняешь!
– Всё я объясняю. Я же сказал, зараза была в воде.
– И что же? Почему я от нее болею, а ты нет?
– А ты болеешь? – Папоротник казался немало удивленным. – Ты что, не пожевал оленьей овсяницы?
– Я не ем траву.
– Но ведь все знают, что если ты пил или ел несвежее и тебя тошнит, нужно съесть много-много оленьей овсяницы. – Лёсик глядел на юношу, как на круглого дурака.
– Значит, ты знал, чем я отравился, и знал, чем можно вылечиться, – и даже слова мне не сказал?!
Папоротник нахмурился.
– Ну, не сказал… Разве я мог представить, что кто-то этого не знает сам? Просто смешно.
Каспар с трудом сдержался, чтобы не отвесить ему пинка.
– Ладно. Есть у тебя эта овсяница?
Лёсик закивал и вытащил из кармана пучок ярко-зеленых листьев с черными прожилками.
– Вот. Только это горная разновидность.
Каспар запихал сразу несколько листьев в рот и начал с трудом жевать, да так, что челюсть заболела.
– А кто идет за нами? – пробубнил он, сглатывая жесткую лиственную кашицу.
– Я же сказал – остальные.
– Какие остальные? С нами больше никого не было.
И снова Папоротник одарил его изумленно-презрительным взглядом.
