мистер Юарт. – Тут он посмотрел на меня. – Как тебя зовут, мальчик?
– Эндрю Гэллоуэй, сэр, – говорю.
Головомойка, которую задал нам сучара Блэки, – убийственное зрелище: мимо походят чуваки из других классов, девчонки, и все смеются над нами.
– Скажите «сэр» по буквам, будьте так добры, мистер Гэллоуэй.
– М… – начал я.
– Неверно! В слове «сэр» нет буквы «м».
– С-Э-Р.
– Верно. С-Э-Р, а не С-Е-Р, – говорит. – Эндрю Гэллоуэй… – Он посмотрел на свои часы. – Итак, мистер Гэллоуэй, перекличка, как утверждают ваши товарищи, начинается в восемь пятьдесят. Не в восемь пятьдесят одну. – Тут он сунул мне часы прямо под нос и постучал по ним. – И уж точно не в шесть минут десятого.
В какой-то момент я подумал, что он нас отпустит и не станет наказывать плёткой, уж так он распинался, так развыступался. Нужно было, чтобы кто-нибудь из нас сказал: «простите, сэр» или что- нибудь в этом роде, он прямо-таки ждал, что мы что-нибудь скажем. Но нет, мы ничего такого не сказали этому гондону. Ему пришлось препроводить нас в свой кабинет. На столе лежит плётка, и это первое, что я вижу. Кишки у меня скрутило.
Блэки хлопнул в ладоши и потёр их. Его синий пиджак был запачкан мелом. Мы стояли в ряд у стеночки. И положил руки на радиатор за спиной, чтобы прогреть их перед экзекуцией. Блэки хлещет больно. Его плётка считается самой злобной после трудовика Брюса и, наверное, Мастертона, физика, хотя Карл утверждает, что от Блэки он получил пожёстче, чем от Мастертона.
– Наше общество основано на ответственности. А один из краеугольных камней ответственности – это пунктуальность. Тот, кто опаздывает, никогда ничего не достигнет, – сказал он и посмотрел на Билли, – ни в спорте, ни на каком другом поприще. Школа, где допускаются опоздания, – школа плохая по определению. А плохая школа – заведение, не способное подготовить своих учеников к жизни и трудовой деятельности.
Карл собрался что-то сказать. Он всегда знает, что сказать, надо отдать ему должное. Он вроде как колебался, готовил реплику. Тогда Блэки вытянул шею, выпучил глаза и посмотрел на него.
– Ты что-то имеешь сказать, Юарт? Давай же, говори!
– Пожалуйста, сэр, – начал Карл, – дело в том, что сейчас и работать-то особо негде. Например, у моего отца на работе, на заводе «Ферранти», недавно были большие сокращения.
Блэки посмотрел на Карла с нескрываемым отвращением. Наступил гондону очкастому на больную мозоль. Видно, что он таких, как мы, за говно не считает. Тут и я вступил.
– На «Юнайтид уайр» тоже много народа сократили, сэр. А «Бартон бисквитс» пошли с молотка.
– Молчать! – рявкнул Блэки. – Будешь говорить, когда тебя спросят, Гэллоуэй! Наглый мальчишка, – сказал он и оглядел нас с ног до головы, как солдат на плацу. – Для тех, кто готов трудиться, всегда найдётся работа. Всегда так было, и всегда будет так. Бездельники и тунеядцы, с другой стороны, всегда найдут оправдание своей праздности в и лености.
Забавно, что, когда он заговорил о праздности и лености, я вспомнил о Терри. Ведь он, пожалуй, единственный из всех, кого я знаю, работает, пусть и на развозке фруктовых вод. Я старался не смотреть на Карла и Билли, потому что ясно было, что Карл вот-вот начнёт давиться от смеха. Это было ясно как день. Я и сам еле сдерживался. Я уставился в пол.
– Что бы было, – завёл Блэки, прохаживаясь взад-вперёд. Он лениво поглядел в окно, а подойдя к столу, взял плётку и помахал ею, – если б Иисус опоздал на Тайную вечерю.
– Ему бы жрачки не досталось, – процедил Карл уголком рта.
Блэки разорвало:
– ЧТО-О-О? Кто… кто это сказал… вы… вы… вы… животные!
Глаза его выкатились из орбит, как у чуваков из мультиков, когда они видят привидение, ну, как в «Каспере». И давай гоняться за нами вокруг стола, размахиваю грёбаной розгой. Это было похоже на финал шоу Бенни Хилла, мы все гоготали как ебанутые. Хоть и приссали мы, но смеялись всё равно. Но тут он поймал Карда и давай его лупить. Карл закрыл лицо, но Блэки уже совсем очумел. Билли вскочил и схватил Блэки за кисть.
– Отпусти меня, Биррелл! Убери свою руку, глупый мальчишка!
– Так бить учеников не положено, – стоял на своём Билли.
Блэки уставился на Билли, потом опустил руки, и Билли его опустил.
– Руки вперёд, Биррелл.
Билли посмотрел на него, а тот:
– Живо!
Билли вытянул руки. Блэки выдал ему три удара, но не слишком сильных. Билли даже не поморщился. Потом он проделывает то же со мной. Карлу, однако, не досталось. Он потирает ногу, где его достала Блэкина плётка.
– Молодцы, ребята. Вынесли наказание, как подобает мужчинам, – нервно промямлил он. Сучара сообразил, что нафордыбачил. Он кивнул в сторону двери. На выходе мы услышали, как он сказал: – Так вынес бы это Иисус.
И вот мы выскочили из кабинета и понеслись на перекличку, пока нас снова не запасли. Наверху первая, кого я увидел, была Каролин Уркхарт, которая выходила с переклички. Теперь на ней не коричневая мини, а длинная чёрная облегающая юбка. Я смотрел, как они с Эмми Коннор идут по коридору.
– Тёлочки, – облизнулся Биррелл.
Мисс Дрю взглянула на нас и поставила галочки против наших имён в журнале. Я показал ей большой палец, и мы разбежались по классам.
Спортивная жизнь
Первая толпа вышла со станции Уэйверли. Мы сидели в кафе «Уэмбли» возле стадиона, без флагов, только Билли вытащил шарф и, надевая его, устроил целое представление. Карл болел за «Джамбо», так что ему было всё равно, но ни я, ни Терри шарфов не надели.
– Сними шарф, Билли, эти гондоны через минуту будут здесь, – сказал я.
– Отъебись, зассыха. Пидоров из Глазго мне бояться нечего.
Биррелл готов был всё испортить. Мы так не договаривались. Я посмотрел на Терри.
– Мы же договаривались, Билли, – сказал Терри. – Эти мудаки берут количеством. Один на один они трусливые упыри и на поединок никогда не идут.
– Так везде принято, – сказал Карл, – вот, например, парни из Вест-Хэма, мой двоюродный брат и его друзья повстречали их после «Уэмбли». Они рассказывали, что на выездах в Ньюкасл или Манчестер они никогда не вытаскивали флаги. И мы так же должны сделать, смешаться с толпой гуннов, вычислить, кто самый выёбистый, и отхуячить.
– Только трусы прячут флаги, – сказал Биррелл. – Шарф нужно носить с гордостью, даже если ты один против всех.
Терри щёлкает зажигалкой и качает головой. От него несёт бухлом. Он рассказал нам, что оттарабасил эту Мэгги, отчего Карл на время заткнулся, потому что он сам её пытался натянуть.
– Послушай, Билли, кто придумал это идиотское правило? Уроды глазговские, с этим их ирландским дерьмом, оранжевый с зелёным. Для них – это то, что надо, потому что они берут количеством. Несложно ведь в залупу, когда за тобой пятнадцать тысяч ублюдков скарферов. Стопудово. Но кто из них согласится встретиться с нами равным числом? Ответь, если сможешь.
Хоть раз в жизни Терри сказал что-то толковое. Видно, что Билли прислушался. Он щёлкнул себя по подбородку.
– Хорошо, Терри, но это не только ирландская, это и шотландская история, и происходит она из Каллодена, когда англичане запрещать нам носить клановые цвета. Об этом нам твой старик рассказывал. Карл, вспомни.
Карл кивает и потирает лого на полиэтиленовом пакете. Его старик всегда рассказывает нам об истории, когда мы приходим к Карлу. Но это не та история, которой учат в школе, английские короли и королевы, весь этот кал, который мало кого интересует.
