толстая, а, скажем, крупная, и волосы у неё светлые, ближе к рыжему. Мы пошли по улице, всю дорогу я стеснялся, что кто-нибудь нас заметит и подумает, что мы гуляем. Хуже всего на свете было бы повстречать Джуса Терри. Не то чтоб она мне не нравилась, просто она не была похожа на тех худышек с большими сиськами из порножурналов, а именно такие мне, в общем-то, и нравились.
Всю дорогу мы говорили только о музыке, выяснилось, что она знает в этом толк. Поговорить о музыке с девчонкой, которая разбирается в вопросе, было просто здорово. В моей школе таких нет, то есть, конечно, должны быть, но я их не знаю. То есть они, конечно, в курсе хит парадов и всякой херни, но когда начинаешь говорить об альбомах, они молча смотрят, как коровы. Я даже обрадовался, когда и на Толлкросс Стиви Харли не оказалось и нам пришлось идти до Саут-уока, а потом аж до конца Лейт-Уока, пока наконец мы не нашли пластинку. Её имя Сабрина показалось мне очень даже красивым, но мне не понравилось, когда она сказала, что друзья зовут её Сэб. Сабрина мне больше нравится. Так экзотично и таинственно и не похоже на марку на марку автомобился, я ей так и сказал. К этому времени я понял, что хочу не только обсуждать с Сабриной музыку, я хочу, чтоб мы сделали с ней это. Это лучший из всех шансов, которые мне когда-либо выпадали, потому что с ней я могу говорить о том, что мне интересно, и ей это не надоест, как всем остальным. Кроме того, с ней я чувствовал себя ужасно расслабленно.
Короче, мы пошли в «Уимпи» выпить колы и съесть чипсов. По тому, как она смотрела на прилавок, видно было, что она съела бы и гамбургер, но она не хотела, чтоб я подумал, что она жадина. В следующий раз мы встретились в «Облаках», в субботу, в тот вечер, когда Голли попался. Она пришла с друзьями. Мы станцевали пару медляков, но в основном сидели внизу и разговаривали о группах. Я нервничал из-за того, что там собрались все мои друзья, и даже обрадовался, когда она сказала, что ей нужно домой, и мы рано ушли, чтобы прогуляться по городу. Думаю, что только Рентон и Мэтти из Лейта видели, как мы уходили. По дороге мы целовались и говорили о музыке. Я проводил её до Далри, а потом поспешил домой по Горджи- роуд и прямиком в район.
Короче, я всё пропустил, пропустил все события. Энди Гэллоуэя, малыша Голли, моего маленького друга, забрали в КПЗ на доследование. Никаких залогов и порук, социальная работа, психиатрическая экспертиза, суд. Вот что бесит меня больше всего, вводит в депрессию, как говорит моя мама: я ничего не могу изменить в ситуации с Голли, и я ещё не в состоянии решить вопрос с еблей.
Я просто знал, что, если я не присуну кому-нибудь в ближайшие недели, нет, дни, я так и останусь девственником, обречённым жить с мамой и папой до конца дней. Ставки пиздец как велики. Я был готов. Более чем. Я только и думал что о сексе.
Секс. Секс. Секс.
Я позвонил Сабрине, и мы договорилис встретиться в «Уимпи» во вторник. Мы сидели и целовались, пока я чуть не кончил прям в штаны. Хорошо было, но мало. Я собрался с духом и спросил, не хочет ли она зайти ко мне, послушать пластинки в субботу, когда мама с папой будут в «Тартан-клубе».
Сабрина хитро так улыбнулась и сказала:
– Ну, если хочешь.
Я сделаю это.
Приходи ко мне в гости, рассмеши меня…
Я не мог дождаться субботы. Время тянулось как резина. В среду вечером я вышел из дома, чтобы позвонить ей, хоть это и совсем не круто. Телефонную будку разъебали. Пришлось идти домой и звонить тайком. К телефону подошёл её отец. Я спросил её срывающимся голосом. Она казалась вполне спокойной, как будто ей пофиг, и я даже засомневался, придёт ли она. Мне пришлось говорить шёпотом, и я думал, что, если зайдёт мама или папа, я немедленно зардеюсь. Потом я старался говорить грубее, как будто звоню приятелю.
Теперь я сомневался насчёт её субботнего визита, хоть она и ответила «да», когда я сказал «увидимся в субботу». Какая тоска.
Потом в цветочном Ньюмана был Топси, которы предложил мне пойти в субботу на «Хартс». Нет. Ни в коем случае. Там будет эта Мэгги. Сабрина лучше её. Я-то думал забраться на неё, когда уедут её родители. Билли сказал, что они оставили её в квартире одну, а сами уехали в Блэкпул. Тощая малышка Мэгги, что отшила меня и дала грёбаному Терри, как он, во всяком случае, утверждает. Хотя по мне, так это пиздёж. Не может же он трахать всех, у кого есть пихва.
Евреи и неевреи
Топси докапывается всю неделю; в школе, потом на работе, всё хотел, чтоб я поехал с ними в Монтроз на «Хартс». Всё потому, что в субботу я ходил на «Хибз». Он, наверное, подумал, что я переметнулся. Куда там. Я до сих пор подссываю, когда думаю о том харчке, что я проглотил. Удары и толчки мне пофиг, но это просто отвратительно. Что за дебильная смерть: подхватить гепатит от какого-то уебана из Глазго, придя поддержать «Хибз», которых я всё равно, суки, ненавижу! Это даже не по рок-н- ролльному, это тебе не передоз и не крушение вертолёта. Представляю Мэгги Орр и всех девчонок из школы: в чёрном, стоят вокруг моей могилы, роняют слёзы и горько жалеют о том, что им не хватило ума дать мне, пока у них был такой шанс.
Кроме того, что он всю неделю меня поливал, Топси теперь требует, чтоб я снова и снова рассказывал о том, что произошло в субботу. Мы сели в подвале магазина, в подсобке, передохнуть. Пидор Джордж в погребе составляет букеты, мастерит венки.
Наш мистер Мопси очарован Дойлами, Дозо в особенности. Он требует, чтоб я рассказал всё по новой: кто первым начал, Дйол или Джентльмен, кто был самый борзый, всю эту хуйню. Рассказывать сначала было ничего, даже весело, но потом – голова пухнет.
Чтоб сменить етму, я заговорил о нашей группе.
– Знаешь что, прошлой ночью мне в голову пришла отличная мелодия, – говорю.
Тут Топси примолк и задумался. Потом он потянул воздух сквозь большие передние зубы, как всегда делает, когда собирается что-то сказать.
– После прошлого раза мой старик больше не пустит нас репетировать у нас дома.
Удивил, бля! Этот урод собрал там всех тёлок, Мэгги Орр и т.п. Мне жаловаться не на что, но его комната напомнила Сент-Джеймс-Центр. Мы все перевозбудились, стали выделываться, выкручивать громкость на усилках, в итоге его старик просто нас выгнал. Группа, бля.
– Да-да, моя старушка тоже недовольна, – признался я. – Всё равно у меня репетировать без понта, старик лезет без конца. Мне даже гитару у него не отнять. Нужно просто всю дорогу играть у Малка. Так будет реальнее. А то пока он дотащит свою установку и расставит барабаны, уже пора её складывать.
– Вот его старушка обрадуется, – сказал Топси, отламывая кусочек от «Кит-Ката» и опуская его в кружку с чаем.
– Да, согласен, это запара.
Хотя что теперь не запара. Сидим здесь, в «Магазине для садоводов и цветоводов Ньюмана», когда надо репетировать. «Мухлёж» должен и может стать лучшей группой всех времён, но мешает такой вот бред. Хотя теперь лучшее время на работе – перерыв, когда можно сесть и обсудить важные дела.
– Вся проблема в нашем районе, – решил Топси, – стены слишком тонкие. Пукнешь – у соседей слышно. Если б мы жили в большом доме с подвалом или гаражом, как этот старый еврюга, – он указал большим пальцем вверх, где был магазин, – мы бы уже были как «Джем», бля. Они бы нас разогревали.
Я испугался, что пидор Джордж услашал его, потому что Топси чуть не прокричал это, так что я выглянул из подсобки. Джордж всё корпит над цветочками, издавая странный свист сквозь зубы. Я вернулся в подсобку и, понизив голос, сказал:
– Ньюман не еврей, Топс. Он – протестант, как и мы.
Топс посуровел лицом.
– Да ты наполовину католик, – с осуждением в голосе сказал он, – по материнской линии.
– Ебанись ты, фанатик хуев, моя мама и в церкви никогда не была, а отцовская родня – все из Оранжевых, хотя мне, в общем-то, похуй. И Ньюман тоже протестант, – я указал на потолок. – Он же староста прихода, ёб твою.
Топси щёлкает по кончику носа.
– Это он так хочет думать. Он ходит в нашу церковь для маскировки. Если бы такие, как Жидман, ходили в синагогу, они б сюда и носу не казали. Поэтому они и пробираются в протестантские общины, чтобы это не так бросалось в глаза. Он хочет, чтоб ты думал, что он один из нас, но это не так.
