нарвались, что перед ними не лох какой-нибудь, которого можно обсчитать, а он ещё «спасибо» скажет, а реально крутой чувак, который своего шанса не упустит.
Так вот я и кивал как мудак, пока она говорила:
– Забавно, мистер Лоусон, но это уже второй случай, когда место, где вы только приступили к работе, сгорает дотла. – Она не смогла сдержать победной ухмылочки.
Бинго!
Я переключился на вторую. Я просто выпрямился, сфокусировался на ней и глянул на неё, как Биррелл на соперника перед гонгом.
– О чём это вы?
– Я просто хотела сказать… – Она вся засуетилась, сразу изменились взгляд, осанка, голос, интонации.
Я посмотрел на неё, облокотившись на стол.
– Я-то просто хотел сказать, что прошу вас позвать своего начальника и повторить при нём то, что вы только что сказали. Уверен, что полиция также заинтересуется подобным заявлением. Кроме того, я, конечно же, должен связаться со своим адвокатом. О’кей?
Тут она вся на говно изошла, потела, пукала, пускала слюни, сердечко ходило ходуном, а ебло горело, как свеженадраенная сантехника экстра-люкс.
– Я… мне…
– Позовите его, – холодно улыбнулся я, энергично-настоятельно постучал по столу и добавил: – Или её. Как вам будет угодно.
Итак, она прижала уши и позвала начальника. К тому моменту коровища, понятно, была в полнейшем шоке: начиналось всё так буднично, давила себе какого-то ослика с окраин, а обернулось всё кошмаром, как в фильме ужасов. Пятно дисциплинарного, бля, взыскания на безупречной характеристике. С такими пятнами намаетесь, миссис, они такие въедливые, ваш «Ариэль» с ними не хуя не справится. Дело в том, что, даже если это устное взыскание, на следующем заседании аттестационной комиссии про неё скажут: «Этой жирной сучке, конечно, хватит злобы и извращённости, чтобы стать достойным инспектором собеса, однако ей недостаёт одного важного качества – заботы о посетителе, не умеет она лизнуть, когда нужно. Бросим дурру неумную на рутинную работу, пусть заполняет бланки, пока не появится возможность отправить её на пенсию или уволить по сокращению штатов».
Так вот сучка получила нагоняй, а я – на горшке вымученное письменное извинение:
Ув. мистер Лоусон!
Пишу, чтобы извиниться от лица Управления по трудоустройству за комментарии, которые, как утверждают, прозвучали в ваш адрес из уст одного из наших сотрудников. Мы признаём, что подобные комментарии не имеют основания применительно к расследованию по вашему делу и могли быть неправильно истолкованы.
Позвольте уверить вас, что по данному вопросу будут приняты все необходимые меры.
Искренне ваш,
Р. Дж. Миллер
Менеджер
Вот Америка – это для меня местечко. Там любой может взбрыкнуть, подать в суд, написать заяву и сунуть под хвост обидчику, или, как они там говорят, отлупить по заднице. А здесь ты что получаешь за оскорбление чиновником? Письменное извинение, настолько равнодушное, что всякий смысл теряется. Подобные комментарии, ебать мой хуй. Даже со своим неполным средним я завсегда увижу, если кто по- английски писать не умеет. Так вот янки бы всё разрулили. Там всё держится на правах, а не на сучьей классовой системе, как здесь. Они б уже давно этих пидоров снобских на место поставили. То-то сучка кудлатая, взяла, бля, за щёку, и теперь думаешь, что можешь понадрачивать под столом свою высохшую щель, увидев, как в кабинет заходит парень с пропиской на окраине. Думаешь, я впишусь в игры с такой «госпожой»?
Найн, майн швестер, найн, потому что их бин ин Мюнхен очень скоро. Так что свой старый благовоспитанный язык попридержите за зубами, потому что перед вами человек светский в международном масштабе.
На Италии-90 я фачился за Шотландию. В Мюнхене я выступлю с той же программой. Стопудово.
В чём я оказался совершенно прав: копы этим делом не заинтересовались. Странно, что они не пошли прямиком на дом к Бирреллу, с его-то репутацией поджигателя. Хотя теперь это в прошлом, как он сказал чуваку из новостей, когда они раскопали его дело о поджоге: «Теперь я зажигаю только на ринге».
Я наведался на биржу на следующий день; надо же реноме поддержать. Но отдам должное этим гондонам, урок пошёл им на пользу. Во-первых, за конторкой умытая тёлочка, которая позвала меня в своб будку, а во-вторых, она куда спокойнее, подход у неё такой, на мягких лапах.
– Со мной это уже в третий раз, – объясняю я ей, стараясь убрать с лица ухмылку. – В последний раз я только устроился, там сразу случился пожар. До этого я лишился работы из-за наводнения – прорвало канализацию. Я уже подумываю, что я проклятый какой-то!
Наводнение случилось под Италию-90, тем же летом. Конечно, я предпочёл сидеть на каком-нибудь пьяццо в Риме, попивать вино и заценивать первоклассных тёлок, нежели быть на побегушках в пылающем жару ресторанной кухни и называть шефом закомплексованного краснорожего алкаша, которого вышвырнули из арт-колледжа. И всё это в разгар лета за двадцать пенсов в неделю.
Так точно. Почему же я о той не подумал?
А эта – сидит и улыбается мне в ответ. Да, девчонка некислая. Как только она уставилась в бланки, я стал заценивать её сиськи, и по этой части, как ни странно, она оказалась не вполне укомплектована. Забавно, но смотрится она так, будто сиськи у неё должны быть что надо. Это всё её улыбка, уверенность, живость, бля, характера. Короче, сгодится, если бы мне поднесли её на блюдечке с голубой каёмочкой, я б не отказался, это верняк. Дело молодое, соль жизни, как я люблю повторять.
Эта девчонка порадовала меня, как неожиданный возврат налога. Мы сошлись на том, что я не должен падать духом, что мне нужно продержаться ещё немного, пока они не найдут мне чего-нибудь подходящего.
– Когда грузовички «соки-воды» отменили, тогда-то меня и подкосило, – объяснил я.
И это дейсвитльно было так. После этого я сменил сферу деятельности.
Кстати, о деятельности, пора встретиться с дядей Алеком, чтобы настоящей работёнкой заняться. Я ещё не видел чувака, который разбогател бы, наполняя бургеры.
Товары отечественного производства
Я зову Алека дядей в шутку, потому что познакомился с ним сто лет назад, когда попяливал его племянницу. Я дошёл до «Вестерн-бара», он тут как тут, смотрит стриптиз, но девку даже не видит. Сам-то я на стриптизе особо не прикалываюсь, мне нравится смотреть, как тёлки раздеваются, когда хотя, чтоб их отфачили, а не так – только ради танцев. По мне, так всё действо слишком далеко от реальности. Никакой, бля, романтики. Но это на мой вкус.
Он стоит возле бара с «Дейли экспресс» в руках. Такой вот он олд-скульный чувак, пережиток тех лет, когда в «Дейли экспресс» печатали лучший раздел о скачках. Теперь её уже никто не покупает. Взгляд его перемещается с таблицы скачек на формы стриптизёрши.
– Алек, – крикнул я, протискиваясь к старому пердуну.
– Терри… – промямлил он. Сучара поддал уже. – Чё те надо?
Я осмотрел тесный бра. Слишком много здесь длинных носов. Легко можно себе представить, как старый осёл примется орать мне на ухо про дельце, которое он вычисляет, тут музыка заканчивается, и весь бар в курсе наших планов. Нет. Меня беспокоит, что мне приходится всё чаще думать за двоих. Чаще всего по самым простым, базовым вопросам, это-то меня и бесит, это ж грёбаная азбука, бля, вещи, о которых он сам должен помнить.
– Пойдём прогуляемся до Райри.
– Ладно… – сказал он, допивая свою пинту по дороге к выходу.
И вот мы выстукиваем через Толлкросс, по Морисон-стрит, и, заметив впереди симпотную крепкую задницу, я поддаю газку.
