врубаться, кто что слушает, впитывать, чё к чему, на сегодня мне нравится больше всего. Для меня это высшая форма наслаждения, если не считать сет за вертушками. Конечно, мне нравится тусоваться с парнями, но теперь все как-то подуспокоились. Да, мы можем собраться вместе, посмеяться, но ночевать за пазухой друг у друга совсем уже необязательно.
В общем, большую часть дня я провёл в магазе. С музыкой такая тема, что, если ты действительно врубаешься, в какой бы точке Земли ты ни оказался, через пару часов найдутся люди, которые покажутся тебе давно потерянными и вновь обретёнными друзьями.
Конечно, Не Слишком Тощий Лоусон всё твердит, что нужно держаться всем вместе, но только тогда, когда это нужно ему. Лишь мелькает какой-нибудь пиздоинтересик, его и след простыл. Так и сегодня утром он хотел, чтоб мы все тусовались вместе, пока не настало его время разнюхивать, чё как. В этом весь Терри: понравится ему тёлочка, официантка в пабе или продавщица в магазине, он начинает её донимать, пока она не согласится с ним выпить. Стыдно ему не бывает, и, судя по всему, он наметил себе уже несколько жертв. Терри переносит одиночество только в компании телевизора. Билли решил вернуться и потренироваться, а Голли хотел продолжать бухыч.
Понятно, что, когда я вернулся в гостиницу под вечер, Терри не было, Билли нарядился в спортивный костюм и отправился на пробежку, а Голли поддатый сидел на балконе с пакетом из фаст-фуда.
– Превосходный эль, – театрально промурлыкал он и вперил в меня свои фонари. – Понимаешь, если я буду платить за эту хату, то денег на выпивку в баре у меня уже не останется.
Это, конечно, не тема, если он так и будет набухиваться дома. По мне, в отпуске так не пьют, но если ему нравится – дело его.
Вечером мы решили предпринять вылазку в студгородок, провести инвентаризацию прямо на месте естественных залежей. Сели на «У-бан» и доехали до станции «Университет» просто потому, что на этой остановке сошла большая часть попутных пташек. Мы прошлись немного и засели в итоге в месте под названием «Шиллинг-салун». В большом баре стояло множество столов для пула. Место было очень характерное, пожалуй даже слишком. Какой-то немецкий пацанёнок рассказал нам, что это пивная Гитлера – он был здесь завсегдатаем, когда впервые переехал в Мюнхен.
Короче, там мы и набухивались потихоньку, только теперь вдали от обезумевших фестивальных толп просто сидели себе в старой пивнухе Адольфа. Довольно быстро мы перешли на стаут, только Билли притормаживал, помня о предстоящем поединке. И конечно же, Джус Терри выдавал бедняге по первое число.
– Да ладно тебе, Биррелл, вояка грёбаный, ты же вроде как в отпуске. Давай для поднятия настроения, – говорил он, с презрением глядя на апельсиновый сок Билли.
Тот лишь улыбнулся.
– Позже, Терри. Приходится следить за собой. У меня, между прочим, бой через несколько недель. Ронни Алисон взбесится, если я не буду поддерживать форму.
– Вы его послушайте. Прямо портрет кисти Рембранта. Хуй его с холста стянешь, – рассмеялся наш кудрявый кавалер.
– Не гони, Терри. Меня ещё ни разу в жизни не укладывали, а будь ты моим тренером – уж я бы навалялся, – отпарировал Билли и взглядом дал понять, что разговор окончен.
Это правда. Мы все гордились Билли. Ронни Алисон предостерегал его, чтоб он держался подальше от нас – от выпивки, клубов, футбола, – но Билли по хуям его предостережения. Такой вот он, Биррелл. Он мог принять удар и ответить на него, не то чтоб это слишком часто случалось с его заторможенностью. Полагаю, я уже давно взял на себя роль его ходячей совести, потому и встрял.
– Ты прав, Билли, не парься, – подбодрил я его и повернулся к Терри: – Ты же не хочешь, чтоб Билли рисковал ради пары кружек. Проблема нашего отпуска вот в чём, – подолжил я, – слишком много пойла, и никакой ебли.
Всё равно меня никто не слушал. Терри с Билли вовсю гоняли шары, а Голли заценивал девчонок, что работали за стойкой.
– Хорошо, что ещё Гитлер не пожаловал, – пошутил я после того, как Билли не попал своим полосатым шаром, – а то б ещё попытался, сучара, аннексировать наш стол.
– Кием по сральнику получил бы гадёныш нацистский, вот и весь разговор, – отреагировал Терри, похлопывая толстым концом по ладони.
– Во времена Гитлера этих столов здесь не было, – заметил Билли, – их завезли янки уже после войны.
Тут я призадумался.
– Представьте себе, – говорю, – если б пул был здесь, когда Гитлер захаживал, ну, выпивал и всё такое. История человечества могла бы пойти по другому пути. Ну, вы же знаете, какой он был одержимый. Допустим, этот пиздёныш вложил бы всю свою энергию в овладение кием, стал бы мастером пула.
– Пулфюрер Гитлер, – выпалил Терри, выкинул руку в нацистском салюте и щёлкнул каблуками.
Несколько немцев оглянулись на него, но Терри похуй. Мне, впрочем, тоже, всё равно вокруг нет фотографов, которые могли бы раздуть безобидную шутку до Нюрнбергского судилища.
– Не, ну правда, – говорю, – пул – такая игра, засасывает. Давайте взглянем на это с другой стороны: сколько потенциальных диктаторов, мечтающих о мировом господстве, обломалось на уровне грёбаного пула в ближайшей пивнухе?
Терри, однако, не слушал. Он восхищённо зырил на официантку, которая принесла нам по очередной порции. Все они были в традиционных баварских костюмах, подпирающих сиськи, чтоб пацанам было лучше видно.
– У вас очаровательное платье, – сказал Терри, когда она ставила кружки на стол, на что девчонка только усмехнулась.
Мне не понравилось, как он смотрел ей прямо в расщелину. Я-то поработал в барах, и в ресторанах и терпеть не могу уродов, думающих, что ты – пустое место, просто объект, прислуга, которая появилась на этой земле исключительно ради их чаевых. Когда она отошла, я говорю:
– Заткни ебальник, мудила, какого хуя ты тут плёл про очаровательное платье.
– Ты о чём, ёб твою, отвесил девушке комплимент, ну и что, – возразил Терри.
Ни фига, не отвертится, потому что Лоусон, один из самых сволочных людей на белом свете, пропедалировал эту чепуху с нацистским салютом в своё удовольствие. Этот чувак достиг в вопросах морали и мысли таких же высот, что и Пол Дэниелс в комедии.
– Слушай, ты, девочку заставляют так наряжаться. Она не сама этот костюм выбирала. Она следит за нашими кивками, весь вечер принимает заказы у таких, как мы, и стоит нам только лениво махнуть лапой, она тут как тут. Кроме того, её ещё и нарядили сиськи наружу, всё ради нашего удовольствия. Если б она сама надела такое платье, нет вопросов, можно за это искренне поблагодарить, тут я ничего против не имею.
– Вот что, – сказал Терри, – тебе просто никто здесь не даёт, вот ты и паришься. Не надо только на других перекладывать. Эта девчонка всё равно ни слова не понимает, – добавил он, наклоняясь для удара.
Терри всегда умел низвести любую принципиальную позицию до уровню низменных желаний.
– К языку это не имеет никакого отношения, чувак, девушки всё понимают, когда на них косится полупьяная тварь вроде тебя. Это международный язык.
Мистер Гнев Саутонский Микрорайонный так просто не сдаётся:
– Ты сам же и начал. Дома ты свои грабли только на девок и складываешь. Мистер лапа. И кто из нас развратник пресмыкающийся? – Его лицо скривилось в обвинительной гримасе, при этом нижняя челюсть выдвинулась на несколько сантиметров вперёд. Что-что, а обвинять эта сука умеет лучше всех. Надо было ему в королевские прокуроры пойти.
– Это другое дело, – говорю, – это когда я под таблами. Я тогда свои грабли вообще на всех складываю. Я становлюсь такой тактильный… это всё экстазин грёбаный. Помнишь, я даже поглаживал однажды твой чёрный вельветовый пиджак.
Он уже на меня не смотрит: склонившись над столом, направляет кий вдоль всё ещё выдвинутой челюсти, и от мягкого удара шар легко закатывается в лузу. Что уж тут говорить, в пул он играть умеет. Принимая во внимание, сколько времени он проводит за бильярдом в пабах, было б очень странно, если б
