– Выматывайся отсюда, приятель, – ответил я, подходя к двери.
– Давненько он уже помер, верно?
– Еще немного – и провалился бы сквозь матрас.
Я подошел к телефону-автомату в конце холла на втором этаже. – Иди со мной, приятель, – позвал я, догадавшись, что он обчистит старого Херки, едва я повернусь к нему спиной. Достаточно паршиво, когда грабят мертвого.
Я сунул в автомат десятицентовик и набрал номер оператора.
– Департамент полиции, – сказал я и стал ждать, что сейчас монета вывалится обратно, как только оператор позвонит на станцию, но она так и не вернулась. Я пристально посмотрел на Пучи, который тут же с невинным видом отвернулся.
– Кто-то перекрыл возвратную щель, – сказал я. – А потом эта скотина захапает мой десятицентовик, когда вытащит затычку.
– Здесь столько ворюг, офицер! – пробормотал Пучи, еще больше наморщившись и немного побледнев.
Я соединился с детективами и попросил одного из них приехать и составить протокол об обнаруженном мертвеце, потом повесил трубку и закурил сигару – не оттого, что мне хотелось курить, а лишь для того, чтобы чем-то перебить эту вонь.
– А верно, что они через некоторое время лопаются, как бомбы?
– Что?
– Да покойники. Вроде старого Херки.
– Да, очень скоро его разнесло бы по обоям.
– Черт, – сказал лифтер, широко улыбаясь и демонстрируя мне сразу и верхнюю, и нижнюю губу. – Иногда у таких, как этот Херки бывает немало припрятанных деньжат, – сказал он, подмигивая мне.
– Верно, вот пусть они у него и останутся. Раз до сих пор были.
– Да нет, я вовсе не имел в виду, что нам следует их забрать.
– Конечно нет.
– Просто эти коронеры тянут все, что подвернется под руку.
– А давно здесь жил этот старый Херки? – спросил я, не затрудняясь узнать его настоящее имя. Пусть это волнует детектива, когда он будет писать протокол.
– Уезжая и приезжая, лет пять будет, сколько я знаю. И совсем один. Никогда не было друзей. Никого. Валялся себе в комнате да сосал ворованное пиво. Чуть не по галлону в день. Жил, поди, на социальное пособие. Платил за номер, помаленьку ел, помаленьку пил. Сам я так не смог бы. Потому я и лифтер. Никогда бы не протянул на социальное пособие.
– А ты с ним когда-нибудь разговаривал?
– Да разговаривал, только говорить было не о чем. Семьи нет. Родственников, о ком поговорить, тоже нет. Совсем один, понимаете. Я-то своих восьмерых отпрысков раскидал по всей чертовой стране. Всегда могу время от времени выжать из кого-нибудь по очереди хоть немного деньжат. И никто старого Пучи таким не увидит. – Он подмигнул и стукнул себя в грудь костлявым кулачком. – Таким, как старый Херки, на всех чихать, а всем остальным чихать на них. И они покидают этот мир в пустом гостиничном номере. Вот как раз такие и раздуваются да лопаются по стенкам. Такие, как старый Херки. – Тут он представил лопнувшего старого Херки и засмеялся гнусавым крупозным смехом.
Я слонялся по вестибюлю, дожидаясь появления детектива, который освободил бы меня от забот о мертвом теле, и рассматривал стены по обе стороны лестницы. Они были сделаны по-старинному и обшиты деревянными, украшенными завитушками панелями около семи футов высотой. На площадке между первым и вторым этажами на стене под панелью виднелись следы грязных пальцев, а остальные две стены по бокам хотя тоже были грязными, но как то равномерно, без пятен. Я поднялся на площадку, сунул пальцы под край панели и нащупал сверток, обернутый в туалетную бумагу. Развернув его, я обнаружил полный набор: пипетку, иглу от шприца, кусок толстой нитки, закопченную на огне ложечку и бритвенное лезвие.
Я разбил пипетку, согнул иглу и выбросил все в мусорник позади стоящего в вестибюле рахитичного столика.
– Что это? – спросил лифтер.
– Аппарат.
– Набор наркомана?
– Да.
– А как вы узнали, что он там лежит?
– Элементарно, мой дорогой Пучи.
– Просто здорово!
Вошел детектив с целой пачкой протокольных бланков. Это был парень из молодых и смахивал на студента колледжа. Я его не знал. Я поговорил с ним пару минут, и лифтер пошел с ним к телу.
– Никогда вам не застать старого Пучи, помершим в одиночку, – крикнул он мне вслед, показывая в улыбке десны. – Никогда старый Пучи не раздуется, как воздушный шарик, и не заляпает обои.
– Вот и радуйся, Пучи, – кивнул я. Выйдя на тротуар, я глубоко вдохнул, но мне все еще чудился запах мертвеца. Мне казалось, что вся моя одежда пропиталась этим запахом, и я рванулся на машине прочь от отеля с такой поспешностью, что шины оставили полосы на асфальте.
