дед, и потаённое злорадство по поводу нелепой смерти среднего принца покинуло меня окончательно.
— Можешь занять место напротив меня, Хитэёми-но Кайдомару, — произнес он, и я поднялся с пола, к которому склонился, приветствуя господина и повелителя. — Что, постарел я, сынок? Видел я, видел, как ты на меня искоса поглядываешь — и каким чудом шею не вывихнул?
Ворчливо-тёплое обращение могло бы порадовать, кабы не голос дяди. Усталый и безнадёжный. Дорого ему обошлась потеря Такаты; наш смех — его слёзы.
Не поднимая глаз, я забормотал положенные соболезнования, но император резким взмахом руки, всё ещё повелительным и властным, оборвал мои излияния.
— Не для того я позвал тебя, чтобы внимать словам, которые вовек бы не слышал! Тем более, — голос его слегка окреп, — мало, кто из вас сочувствует по-настоящему. Многих допёк этот дуралей, слишком уж многих. Но хотя бы ты воздержись от лицемерия, будь милосерден!
Я ничего не произнёс, лишь поклонился и, после повторного приглашения, занял место напротив правителя, на подушке с журавлями. Птицы изгибали изящные шеи в ритуальном танце, движения и позы которого заложены в самом их естестве. А что за танец начнётся в этой комнате? Какие слова и действия ему сообразны? Кто бы подсказал…
И где этот несносный ханец? Не упекли же его в темницу за излишнюю резвость?
— Как здоровье твоего отца? — продолжал тем временем император. Не торопится приступать к главному? Решает, с чего начать?
— Волей богов всё благополучно, хотя возраст и даёт о себе знать, — сдержанно ответил я. Негоже нахваливать здоровье одного пожилого человека другому.
— Удачным ли было твоё путешествие? — продолжал выспрашивать тот.
Я замялся. И да, и нет. Указанную особу я доставил, но вот предъявить её… Если ханьца не окажется во дворце… Наконец, я определился с ответом.
— Путь мой был приятен и не слишком утомителен. И человек, за которым я был послан, благополучно прибыл в Овару.
Император поднял бровь.
— И где же он, этот человек… кстати, как его зовут?
Этого я и боялся… Боги, неужели он действительно исчез?!
— Мне он известен под именем Ю, — с незначительной задержкой выговорил я. А что? Ни слова лжи!
— Так почему же ты не привёл с собой… господина Ю? — вкрадчиво осведомился Сын Пламени, и моё сердце оледенело. Теперь — ни малейших сомнений!
— В терпеливом ожидании вашего высочайшего внимания этот чужестранец предпринял прогулку по городу и не вернулся, — отчеканил я, понимая, что попал в редкостно неприятную передрягу. — Было это вчера, предпринятые попытки его разыскать до сих пор не увенчались успехом. Я готов понести любое наказание, которое Сын Пламени соблаговолит назначить!
С этими словами я встретил его взгляд. Пусть никто не говорит, что младший сын Хитэёми-но Хидэ валялся в ногах у правителя, дрожа от страха!
Тот сузившимися глазами смотрел на меня, молча, и я продолжил:
— Но даже на том свете я буду вспоминать вашу доброту, повелитель, если предварительно мне будет позволено отыскать этого человека!
— Зачем? — в упор спросил меня император.
— Чтобы исправить совершённую ошибку. А ещё не хотелось бы отягощать душу грехом негостеприимности, — ответил я.
Это было лишь толикой правды, хотя и немалой. Но разве поверит он, что можно волноваться о малознакомом человеке, вовсе и не друге, настолько сильно? Я бы и сам не поверил. Но мысль о том, что Ю попал в беду, и что, возможно, я ещё успею его спасти, горела в сознании, стараясь испепелить другую.
Образ юмеми, скорчившегося в одном из грязных переулков в тщетной попытке зажать тонкими пальцами перерезанное горло.
Мой собеседник поднялся и навис надо мной.
— Почему же ты не воспрепятствовал сей опасной прогулке? — прошипел он, и на мгновение я забыл, с кем разговариваю.
— Потому, что изложенные на бумаге распоряжения не давали мне чётких полномочий это сделать! Я бы мог запретить ему выходить или навязать своё сопровождение, если бы знал, какими правами наделён. — Тут я почувствовал, что веду беседу в непозволительно вольном тоне, и умолк, не желая усугублять и без того опасное положение. Император некоторое время буравил меня глазами, затем попятился, шагнув на прежнее место. Осторожно присел и внезапно расхохотался:
— Кай… ну ты совсем, как я в молодости! Не обижайся на старика, просто уж очень сильно ты меня расстроил. Возьми персик!
— Простите, Ваше Императорское Величество! — я счёл не лишним коснуться лбом татами — благо, нагибать голову приходится нечасто, с моим-то ростом. Кажется, высочайший гнев пронёсся мимо, как та самая молния. Интересно, что отвело от меня беду на этот раз? Милосердие правителя? Ох, сомневаюсь. Какие странные перемены настроения! — Премного благодарен! Приложу все силы, чтобы загладить перед вами свою вину!
— Перед гостем заглаживай, раз он у тебя без присмотра оказался, — уже совершенно беззлобно отмахнулся тот.
Я этому гостю так заглажу… я так ему заглажу! До скончания века будет у меня заглаженный ходить! Как только найду, так и… Я мстительно вгрызся в сочную мякоть. От подарков повелителя не отказываются, да и голод, унявшийся после горсточки риса, снова принялся докучать. Видимо, от острых переживаний пустеют и сердце, и желудок.
— Не беспокойся, я с тебя вину службой стребую, — продолжал тем временем правитель. — А ты как думал? Я всё помню: и плохое, и хорошее. Справишься с поисками — посмеёмся потом над твоей оплошностью да забудем. Мне и самому следовало побеспокоиться и принять вас раньше, да горе подкосило. Думал, не встану больше. Должно быть, ты уже догадался, что этот человек очень мне нужен?
— Да, господин.
Давно. А вот зачем? Эх, и ведь не спросишь!
— Наверно, тебя разбирает любопытство? Зачем, мол, старому императору понадобился чужеземец? Сам-то что думаешь?
Ну вот, сменили хворост на дрова! От одного допроса — к другому.
— Я слышал, — осторожно начал я, поднеся полусогнутый палец к губам, но вовремя опомнившись, — что ханец добывает свой насущный рис торговлей различными диковинками. Среди них могло оказаться нечто редкое. Может ли быть, что?..
Дядя следил за моими рассуждениями, не спеша их подтверждать или опровергать. Но дожидаться окончания вопроса он не стал.
— Скажи, Кай, а не замечал ли ты в дороге за своим попутчиком каких-либо странностей?
— Господин Ю показался мне необыкновенно образованным для своих лет человеком, — вежливо заметил я. — Его познания вызывают уважение. Странно то, что он мог попасть в неприятности.
Император поднял бровь, но моя попытка увести беседу с опасной тропы так и осталась попыткой.
— Вы не разговаривали с ним о… сновидениях?
Он знает! Теперь всё ясно: он знает, что скрывается за торговлей диковинками! Эх, а южанин-то наивно полагал, что успешно водит покупателей за нос, выдавая собственные умения за исконные свойства волшебных амулетов. Но кто-то, видимо, оказался чересчур догадливым и осведомлённым. А вот хорошо ли будет, если такую же осведомленность проявлю я? Что опаснее — подтвердить знания или их отсутствие? Лишние люди быстро исчезают. Но вдруг ему известно, что мне тоже?.. Впрочем, откуда?
Нет, это и впрямь танец — на краю обрыва, с завязанными глазами!
— Он необычный человек, — я позволил себе снисходительную улыбочку. — Утверждает, что сны — не только то, что мы видим каждую ночь, но целый мир наподобие нашего. У него немало странных идей, у этого чужеземца. К сожалению, я так и не разобрался, ханьские ли то верования или его собственные заблуж…
— Кто знает, — пробормотал дядя, — может быть, они заслуживают внимания… А скажи-ка, племянник, он не толковал тебе сны?
О! Такого поворота я не ожидал!
— Мне не приходилось описывать ханьцу свои сновидения, — я поднял на него честные глаза. Ведь этого нам и не требовалось. — Мы не вели таких разговоров.
Мой собеседник задумался. Я вспомнил о персике и украдкой доел многострадальный плод. Звук от косточки, тихо коснувшейся дна небольшого кувшинчика для отходов, заставил императора вздрогнуть.
Так значит, ему приснилось нечто настолько выходящее за рамки обыденности, что он счёл нужным призвать для этого толкователя сновидений? Но умеет ли юмеми их трактовать? Что-то я сомневаюсь. Если для ханьца сны — целый мир, Юме, то можно ли дать ему объяснение? Всё равно, что пытаться найти глубокий смысл в устройстве нашего мира. Вот выйду из дворца, увижу деревья, цветы, дорожки — и это будет означать только одно. Сад.
— Повелителя тревожат сновидения? — отважился спросить я, хотя дерзость в том была несусветная.
Император пристально посмотрел на меня и пожал плечами. А ведь он боится! Сын Пламени, благословленный Небесной Владычицей, испуган!
Старик заметил моё потрясение и горько усмехнулся.
— Сны тревожат, пока не становятся явью, мальчик. Такая явь начинает пугать, лишая сна и доводя до безумия. Должно быть, судьба, предначертанная моему правлению, вот-вот взглянет мне прямо в глаза и произнесёт: «Пора»! Остался год, один лишь год — до того, как перетрутся последние волокна Алой Нити, на которых и держится наш хрупкий мир… и моя жизнь.
Он судорожно вздохнул, и хрипы, раздавшиеся при этом, меня насторожили. 'Горе подкосило — думал, не встану больше'. Да он болен, и не на шутку! Долго ли протянет? Младший принц Коори слишком молод, а старшего сына дядя, ходят слухи, недолюбливает и держит в стороне от важных государственных дел… Что-то будет?
Оказывается, если некоторые из подданных верят в проклятие, лежащее на потомках Победителя — это ещё полбеды. Настоящая беда — когда в него верят сами потомки…
Неужели закат неизбежен, и не пройдёт и года, как мир наш погрузится в сумерки? Жизнь в смутные времена сильно укорачивается, а страдания и боль — умножаются. У любого человека, хоть придворного, хоть простолюдина. Только бы император протянул подольше, дожил до того мгновения, когда сможет передать власть младшему сыну!
Порой так хочется резких перемен! Иных занятий, иной судьбы. Именно тогда, когда жизнь твоя размеренна и не богата на впечатления и переживания. Но череда настигающих друг друга событий — и ты понимаешь, что больше всего в жизни ценишь мир, порядок и спокойствие.
— Я сделаю всё, чтобы вернуть нужного вам человека, — прошептал я, не сводя с него глаз. И продолжил, уже громче и увереннее: — Но так случилось, что известно мне о нём слишком мало. Если ключ к его исчезновению кроется в прошлом, я напрасно буду прочёсывать город и окрестности! Чтобы найти, надо знать, кого ищешь!
Дядя искоса взглянул на меня.
— Кабы я знал! Об этом человеке мне поведал придворный, случайно оказавшийся свидетелем одного из моих кошмаров. Это было уже по дороге в Овару, за день до прибытия в неё, потому и понадобилось отправлять тебя обратно. Он сказал, что ханец из Кёо дал его знакомому, страшный сон которого повторялся каждую ночь, некий заговорённый им самим амулет. И с тех пор жизнь того несчастного наладилась. Да только не слишком ли поздно для меня?..
Он замолчал, снова погрузившись в раздумья.
Отважимся? Отважимся!
— Господин, позвольте задать ещё вопрос! Кто, кроме вас троих, знает о его способностях… зачаровывать предметы?
— Это мне неведомо.
Я вспомнил слова паренька из Кео. 'Его всё больше благородные да обеспеченные посещают, совсем как вы'. Посещают, чтобы приобрести что-то или?.. Да, среди людей, в той или иной степени посвящённых в тайну Ю, может оказаться человек, заинтересованный в его исчезновении.
— Вы не могли бы назвать имена тех людей? Того, кто рассказал вам о чужестранце, и второго, его знакомого?
— Ах, племянник, это ничем тебе не поможет, потому что я говорил о Министре Левой Руки, а именем его осведомителя, поверь, не интересовался.
