Или поветрие? Кровли целы, никакой разрухи. Ни малейших признаков беспорядка, который остаётся после поспешного ухода. И тел на улицах тоже нет. Переселение указом Сына Пламени? Исключено. Во дворах, ограждённых низкими частоколами, чистенько, будто сегодня прибирались. Вот только что-то в этом мирном запустении казалось мне лживым, каким-то ненастоящим, неправильным. Недоставало чего-то. Может быть, жизни? Хотя нет же, вон бельё сушится! Я указал на него Ясу.
— А всё-таки странно. Где все люди? — возразил тот.
— Думаю, скоро узнаем, — улыбнулся Ю.
Я пристально посмотрел на него, но ничего не высмотрел.
— А если у них мор?
— Запах разложения я бы почувствовала. — Химико поморщила носик. — Нет, пахнет живыми людьми. Просто здесь — ни души. И животных нет — вот, что удивительно! Но место какое-то странное.
'Кое-что напоминает', — подумал я. Если бы юмеми отказался входить в деревушку, я бы даже знал, что именно. Но ханец невозмутимо шествовал рядом, с любопытством поглядывая по сторонам.
Мы собрались осмотреть несколько домов и заночевать в одном из них, если не обнаружим ничего подозрительного. Но сначала надо было дойти до конца селения, увериться, что оно заброшено. Там-то кицунэ и сообщила, что ветер доносит до неё запах множества людей. Дорога посёлком не заканчивалась, выводила за стены последних строений и скрывалась за высоким холмом. По другую сторону простирались рисовые поля.
Разумно предположив, что останавливаться без спросу при наличии хозяев было бы столь же грубо, сколь и неосмотрительно, мы двинулись дальше.
Солнцу было ещё далеко до завершения пути по небосклону, когда из-за холма послышались голоса. Нет, песня! Печальная, даже какая-то заунывная, вот только слов не разобрать. Переглянувшись и проверив оружие, мы перестроились. Ясумаса выступил вперёд; я, закрепив тетиву, укрылся за его спиной. Химико, предупредившая нас о том, что мгновенно обернуться, да ещё и в боевую форму, едва ли сумеет, следовала за нами в обществе остальных.
Зрелище, представшее нашим глазам, не выглядело чем-то из ряда вон выходящим. Убедившись, что перед нами обыкновенное свадебное шествие, мы с другом поспешили спрятать оружие, дабы не произвести впечатление разбойников, желающих похитить невесту.
Вот и разгадка опустелого селения! Видимо, девушка по рождению принадлежала к богатой семье, и на проводы собралась вся деревня. Неужели до следующего посёлка так и дойдут? Людей было действительно много, женщины вели за руки детей, а самым маленьких несли на руках. Мужчины были вооружены топорами и самодельными бамбуковыми копьями, нас тотчас же приметили и окружили. Пение, конечно же, стихло, сменившись настороженным ропотом. Ясумаса, взявший на себя обязанности временного предводителя, кратко заверил крестьян, что мы не бродяги и не лихие головорезы, а честные путешественники, лишившиеся повозки и направляющиеся в Тоси пешком. Наш рассказ не вызвал особого интереса, но, к счастью, и подозрений — тоже. Охранники опустили оружие и расступились.
Мы нагнали телегу, везущую закрытый паланкин. Надо же выразить почтение невесте и пожелать ей согласия в замужестве! Говорят, повстречать свадьбу — к удаче, а нам так её не хватало в последнее время! Признаться честно, в довесок мы намеревались выпросить и разрешение переночевать в чьём-нибудь доме. Ну вот хотя бы у счастливых родителей девицы.
Путь нашему маленькому отряду преградил крепко сбитый человек в чёрных одеяниях из нескольких слоёв недорогого шёлка и высокой шапке эбоси, похожий на того тетерева, что грозил протухнуть в мешке у меня за спиной. Род занятий этого немолодого мужчины я определить не смог. Положение — тоже.
— Можем ли мы пожелать всех благ, доступных на земном пути, той девушке, чья красота заслуживает столь неусыпного надзора? — слегка склонив голову в знак почтения, начал Ясу.
— Едва ли несчастной помогут ваши пожелания, — грустно ответил тот, но посторонился.
Мне сделалось жутковато. Немногих женщин выдают замуж, считаясь с их чувствами, и к этому все привыкли. До недавнего времени я сам так думал.
Мой друг неуверенным голосом произнёс положенные слова, и в ответ раздались звуки, напоминающие всхлипывания. Не знаю, что побудило меня сделать шаг вперёд и стремительно отдёрнуть светлый полог, скрывающий от нас сидящую в паланкине невесту. Толпа позади меня ахнула и заворчала. Я смотрел на лицо, испещрённое следами слёз, что прорезали широкие полосы в густом слое белил. На склонённую головку со сложной прической, украшенную белым покровом с вплетёнными повсюду весенними цветами — это был свадебный убор. На столь же белоснежные шелка, расплескавшиеся вокруг ног девушки подобно утреннему туману. И на руки, сложенные на коленях и связанные в запястьях.
Вот так праздничек!
— Что здесь происходит? — в голосе Ясумасы появилась та грозность, которая вынуждала трепетать любого из придворных насмешников. Он резко обернулся к толпе, положив руку на тати, и люди отпрянули. Наш давешний собеседник единственный из всех выступил вперёд и склонился перед моим другом в глубоком поклоне.
— Благородный господин не будет гневаться, — сбивчиво заговорил он, — если узнает, что происходит.
— Ну?
— Вы должно быть, думаете, что несчастная — невеста, которую жестокосердные родители принуждают к нежелательному союзу? Увы нам, мы скорбим по сироте не меньше, чем она сама, и предпочли бы десять раз собрать ей приданое, нежели препоручать такой страшной судьбе! Мы в деревне её любили…
Будто бы в подтверждение его слов, кто-то в толпе сдавленно зарыдал.
— Да о чём вы говорите, наконец?! — вскричал Ясу. — Если она не невеста — то кто?
— Жертва, господин мой.
И он снова склонился до земли.
Пронзительный вскрик донёсся до моих ушей. Сначала я подумал, что это пленница, повернул к ней голову. Облачённая в белое сидела без движения, словно не слыша наш разговор. Шорох одежд рядом заставил меня обернуться вокруг собственной оси. Я увидел, как одна из наших спутниц оседает на руки Ю, стоящего позади неё.
Мэй-Мэй!
Глава 3
Жертва
— Очнись, малышка!
Ханец, опустившись на одно колено, лёгкими движениями растирал девушке щёки. Я присел рядом, не зная, чем могу быть полезен. Виданное ли дело — кукла в обмороке? Как вообще такое возможно?
— Может быть, воды принести? — наконец, пришла мне в голову первая здравая мысль.
— Не надо воды, — едва слышно пробормотала Мэй и, пошевелившись, взяла руку Ю, которую поднесла к губам. — Благодарю, господин.
— Надо усадить её в паланкин, — объявил Ясу и обернулся к собравшимся. — Наше…му юному другу плохо. Поворачиваем в деревню. И… да, жертвоприношение отменяется!
Повисло молчание. Слышно было, как люди неуверенно переминаются с ноги на ногу, тихие шепотки донеслись до моих ушей:
— Отменяется… Было бы сказано! Хозяин разгневается… Да кто такой?.. Важного сословия люди, по голосу слышно. Их дело стороннее, ушли и забыли! А по виду — лихой вояка, хоть и молодой… Видали таких лихих, да костей не сыскали. И пущай, девку-то жалко! Дурья башка, никак, сам его на болота поведёшь? Хозяина злить не пристало, лучше уж по старинке… Разве есть другой выбор? Хозяин… Хоть и сирота, а живая душа… Хозяин…
Какой такой хозяин?
Я распрямился, сделал пару шагов в сторону толпы.
— Как приближённые Сына Пламени мы обязаны донести до слуха Его Императорского Величества, что за беда постигла его подданных. Говорите!
— Сына чего? Пламени, поди ж ты… Должно быть, это те беспорядки на юге, о которых проезжие баяли. А пусть как угодно называются да мимо идут, нам до их имён — что до Лао пешком.
Мы с Ясумасой многозначительно переглянулись. Странное дело! Откуда такая дикость в одном дзю езды от Овары? Жертвы приносят, Сына Пламени не признают…
— Именем императора! — грозно воскликнул Ясу, и ропот затих. — Я вижу, непочтительность пустила корни в вашем селении, и кроваво-красные цветы измены готовы распуститься! Так знайте: ещё слово — и до осени соберёте вы горькие плоды!
— Нет ничего зазорного в том, чтобы попросить помощи у тех, кто выше, — добавил я, более миролюбиво. — Из ваших разговоров я понял, что необходимость приносить эту молодую девушку в жертву отягощает сердца вам, добрым людям, но иного выхода нет?
— Правильно! — раздались возгласы. Громче всех вопил тощий малый в латанной-перелатанной косодэ: будто собаки драли, а затем императорские жёны зашивали. — Какой уж тут выход? Если хозяин о себе напоминает, ему невинную жертву вынь да положь!
Дородный человек в чёрном отделился от толпы, в которую нырнул, как только начались волнения.
— Милостивым господам наши ничтожные горести неведомы, да и откуда? Вот только в болотах у нас нуси обитает, испокон веков.
Нуси? Кажется, это слово мне незнакомо… Ага, ханец кивает со знанием дела — вот у него и уточню.
— Хозяин он наш, покровитель, — продолжал, тем временем, чёрный. — Покуда мы чествуем его, на полях и вода тиной не покрывается, и засухи нет, и рис родится белый да крупный. Но изредка ему, сами понимаете, дары требуются. Не каждый десяток лет, реже. Вроде удобрений.
— Люди? Живые?! — ужаснулся Ясу.
— Вот мы со старейшиной и гадали, по ком скорби меньше, — торопливо закончил рассказчик своё краткое, но чудовищное повествование. — Онмёдзи я здешний, уж простите, что не представился сразу. Томо Уихата моё имя. Хотя жалко всё равно, сами ведь девочку растили, с детских лет. Но тут уж приходится выбирать, одна жизнь или все скопом, и выбора-то на самом деле нет. Проверено: коли Хозяин в болотах шевелится так, что земная твердь колеблется — значит, пора дары приносить.
— А нельзя лепёшек или саке пожертвовать? — поднял бровь мой друг. Похоже, что до конца он в эту историю не поверил. Неудивительно: кроме кицунэ своей ненаглядной, он, почитай, ни с чем волшебным и не сталкивался. А вот у меня сомнений не возникло. Водится что-то в этих болотах. Слишком странное совпадение — землетрясение, что три дня назад оставило нас без повозки, и поверье про Хозяина. А онмёдзи… оказывается, в деревнях кто-то ещё владеет искусством чар? Надо будет присмотреться к почтенному Томо на досуге… Хотя с чего бы незнакомому человеку на меня сикигами насылать?
— Саке — это само собой! — онмёдзи указал на двух дюжих молодцев, прижимавших к могучим плечам небольшие бочонки. — А остальным он брезгует. Великий грех — Хозяина оскорбить. Деды стращали, что и поля разрушал, и детишек топил, и скот уводил в трясину. Про неурожай и говорить нечего. Кому такие напасти нужны? Так что простите, господа благородные, только нет у нас выбора!
— Выбор есть всегда.
