10 апреля 1941 года одна загребская газета опубликовала текст обращения короля Петра к народу по поводу бомбардировки Белграда, произошедшей четырьмя днями ранее: «Утром Вербного воскресенья, когда дети спали невинным сном, а церковные колокола своим звоном созывали на молитву, немецкие бомбардировщики вероломно обрушили на наш исторический город смертоносный ливень»[112]. Далее король описывал, как германские летчики на бреющем полете расстреливали из пулеметов женщин и детей. На следующее утро, в Страстную пятницу, та же самая газета приветствовала вступление в Загреб немецкой танковой дивизии: «Провидение господне в согласии с решительными действиями наших союзников способствовали тому, что сегодня, накануне светлого воскресения Христова, воскресло и наше Независимое Хорватское Государство… все, что верно и справедливо в христианстве, стоит на стороне немцев»[113]. В тот день, когда германские войска вошли в Загреб, усташский ветеран Славко Кватерник провозгласил Независимое Хорватское Государство от имени его лидера Анте Павелича. Сам Павелич, в черной фашистской форме, вернулся из изгнания во время пасхальной недели.
После тринадцати лет, проведенных им в изгнании в качестве преступника, обвиняемого в убийстве и государственной измене, Павелич в глазах подавляющего большинства граждан Независимого Хорватского Государства являл собой таинственную фигуру. И хотя на протяжении последующих четырех лет его портреты не будут сходить со страниц газет, со стен государственных учреждений, прокламаций и даже хорватских почтовых марок, его тяжелые, квадратные черты так и останутся невыразительными и не западут в память. Павелич был обладателем одного из тех лиц, что на фотографиях всегда получаются какими-то смазанными, словно не в фокусе.
Труды и речи Павелича были столь же серы и безлики, как и его лицо. Его дочь пишет об отце как о добродетельном семьянине, но даже в этих воспоминаниях Павеличу недостает душевного тепла, юмора и каких-либо отличительных черт. Полномочный генерал Третьего рейха в Загребе Гляйзе фон Хорстенау на дух не переносил Павелича, но даже в его безжалостном и одновременно не лишенном остроумия описании усташских главарей Павелич получился каким-то безжизненным. Нам известно, что Павелич ежедневно посещал мессу в своей личной часовне, однако мы не знаем, означало ли это истинное христианское рвение. Из всех его интересов, выходящих за рамки политики, нам достоверно известно лишь о его любви к филологии и филателии. Павелич позаимствовал у Анте Старчевича абсурдную идею о том, будто хорваты на самом деле готы, по чистой случайности перенявшие славянский язык. Он даже опубликовал словарь хорватского языка, из которого выбросил все «сербские» слова, – воистину титанический труд, если учесть, что оба языка практически идентичны. Павелич также присвоил себе филателистические коллекции замученных им евреев.
Подобно многим оголтелым хорватским (да и сербским) националистам, Павелич был родом из суровых гор Герцеговины, где мусульмане, католики и православные издавна живут бок о бок в вечном страхе и взаимной подозрительности. «Чистокровный хорват, как по имени, так и по происхождению», – писал один из его сикофантов-церковников[114] в 1942 году, повествуя о том, как Павелич посещал в Травнике иезуитскую школу, а затем Загребский университет. Однако он умалчивает о том, что Павелич был женат на еврейке.
От иезуитов, а затем от своих приятелей по юридическому факультету Павелич перенял злобные, антисербские взгляды теоретика предыдущего столетия Анте Старчевича и его последователя Иосипа Франка, а также ненависть к большевизму и Югославии. Бежав из страны в 1928 году, Павелич нашел себе пристанище в Венгрии, затем в муссолиниевской Италии и, наконец, в гитлеровской Германии, то есть в тех странах, которые стремились к пересмотру Версальского договора. На протяжении почти всех тридцатых годов Павелич заправлял усташским лагерем боевой подготовки под Сиеной, откуда он вел засылку агентов в Югославию с тем, чтобы сеять смуту, устраивать террористические акты и вербовать новобранцев. Как подметил английский писатель Ивлин Во, находившийся в 1944-1945 годах в Югославии с военной миссией, многие из этих новобранцев были послушниками францисканского ордена.
Хотя Павелич и его усташи пользовались поддержкой, – разумеется, небескорыстной – итальянских фашистов и немецких нацистов, хорватские националисты, скорее всего, не позаимствовали у них какой- либо последовательной политической идеологии. Алекса Джилас приложил немалые усилия, пытаясь объяснить усташский символ веры: «Они были и современной тоталитарной, террористической организацией, и консервативными традиционалистами, и римско-католическими клерикалами, борющимися против православия, евреев и безбожников-коммунистов, а также примитивными, крестьянско- популистскими смутьянами»[115]. В отношениях со своими союзниками из стран «оси» Павелич проявлял уважение и даже угодничество, лишь бы только союзнички не мешали ему уничтожать сербов. Не найдя особого понимания у Муссолини, Павелич переключился на более сочувственно настроенного Гитлера – последний в июне 1941 года дал ему следующий совет: если Павелич желает, чтобы его НХГ стояло на века, то на протяжении пятидесяти лет он должен проводить политику нетерпимости»[116].
Среди приближенных Павелича прежде всего следует выделить главу вооруженных сил Славко Кватерника, министра внутренних дел Андрия Артуковича, прозванного также «югославским Гиммлером», и «доглавника» (то есть заместителя главы) Миле Будака, исполнявшего также обязанности министра по делам религии и образования. Кватерник был прирожденным террористом правого толка. Один из его предков погиб во время вооруженного нападения на сербов в Военной Крайне еще в 1871 году. Славко был женат на дочери Иосипа Франка.
Вскоре после того, как 10 апреля Славко Кватерник провозгласил в Загребе Независимое Хорватское Государство, его младший брат Петр был убит сербами за саботаж действий югославской армии по защите страны. На его торжественных похоронах, состоявшихся в Загребе во время Страстной недели, немецкий генерал Гляйзе фон Хорстенау встретился со Славко Кватерником и настоятельно рекомендовал ему не принимать «потешного» звания фельдмаршала Хорватии. Впоследствии фон Хорстенау проникся глубочайшим отвращением к фельдмаршалу Кватернику, и еще более – к его сыну Евгену-Дидо, возглавлявшему тайную полицию и концлагеря.
Артукович был одним из усташских главарей, получивших образование в Широком Бреге – францисканской семинарии неподалеку от Мостара, превратившейся затем в командный пост по уничтожению сербов в Боснии-Герцеговине. После неудачной попытки поднять в 1932 году мятеж в Велебитских горах[117], Артукович в 1934 году перебрался в Англию, где принялся разрабатывать запасной план убийства царя Александра, на тот случай, если провалится покушение во Франции. Историк Губерт Батлер посвятил Артуковичу целое исследование, ведь тот, прежде чем перебраться в Калифорнию, после войны провел целый год в Ирландии. Батлер дает Артуковичу следующую характеристику: «Бюрократ и кабинетный убийца» и делает вывод: «Редко кто слышал о нем, но если его историю рассказать с безжалостной правдивостью, то мы получим не только картину Хорватии сорокалетней давности, но и всего христианства нынешнего столетия»[118] .
«Доглавник» Миле Будак, автор популярных романов на националистические и моральные темы, обеспечивал НХГ культурой. Он поставил себе целью переманить на свою сторону своих собратьев- прозаиков, поэтов, художников и скульпторов, особенно тех, что не состояли в рядах хорватских сепаратистов. Среди тех, кто поддался кнуту или прянику, был и всемирно известный скульптор Иван
