завершению виноградного сезона, который мне довелось посетить в Сан-Антонио в Боске, всего лишь в ста ярдах от границы с Югославией, я увидел югославских милиционеров, поднимающих бокалы с вином; на сцене пел хор из Любляны, и все знали югославские песни. Это была та граница, где во время моей службы в армии по беглецам стреляли из пулеметов. Теперь же здесь присутствовали и югославские солдаты в форме, которые попадали сюда, в Триест, фуникулером из Опчины. Югославские гости в Триесте выглядели самодовольно, даже триумфально. «Раньше мы приезжали сюда за качественными товарами, – сказала мне покупательница в магазине, – теперь же мы ездим сюда, потому что здесь дешевле».
Шестьдесят лет назад молодой Иосип Броз пришел в Триест пешком из Любляны, надеясь устроиться здесь на работу, и в изумлении разглядывал огромные океанские лайнеры. Через тридцать лет войска Тито ворвались в Триест и в течение сорока дней устраивали там погромы с убийствами. Теперь же югославы Тито приезжали в Триест за покупками и просто посидеть в ресторанах и барах.
ГЛАВА 15
На повестке дня снова национальная проблема
Открытие границ с Италией и Австрией привело к осложнению проблемы национальностей внутри Югославии. Географическая близость означала, что словенцы и хорваты извлекали из связей с Западом непропорционально большую выгоду, нежели остальные югославские республики. Туристы тратили около 90 процентов своих денег в Словении и Хорватии, и лишь 10 процентов, а то и меньше, приходилось на долю Боснии и Герцеговины и побережья Черногории. И хотя часть дохода от туризма поступала в федеральную казну через налоги, уплачиваемые отелями, в распоряжении местных властей оставалась куда большая доля. Близость к экономическим центрам Западной Европы дала преимущество словенским и хорватским предприятиям машиностроительной и горнодобывающей промышленности, транспорту, средствам коммуникаций и в не меньшей степени сельскому хозяйству. Как мы уже видели, большая часть продовольствия в Триест поставлялась югославскими фермерами. Супермаркеты Британии были завалены словенским рислингом, но не замечательными красными винами Сербии. Словения и Хорватия просто- напросто находились гораздо ближе к рынкам сбыта, чем юго-восточная Югославия.
В 1961 году средний доход на душу населения в Словении был в шесть раз выше, чем в Косове. По другим оценкам получается, что по уровню развития своей экономики Словения сравнялась с Италией, а Косово оставалось на уровне Таиланда[461].
«Гастарбайтеры» рекрутировались в основном из тех частей страны, которые больше всего пострадали от межнациональной розни и где до сих пор ощущались отголоски гражданской войны. Это были районы старой военной границы Хорватии, глубинка Далмации, Босния и Герцеговина, Санджак, Македония и прежде всего Косово, где в албанских семьях насчитывалось по восемь, а то и девять детей. Албанцы уезжали не только в Швейцарию, Бельгию и Соединенные Штаты, но и в более зажиточные северо- западные регионы самой Югославии, промышляя в основном торговлей турецкими сладостями и филигранными ювелирными изделиями. Затем они просочились во все сферы коммерции и составили значительное национальное меньшинство даже в таких далеких от Косова городах, как Загреб.
Близость словенцев и хорватов к Австрии и Италии способствовала также формированию в их психологии чувства общности с Западом. Они считали себя культурнее своих соотечественников на юге и востоке, называя их «византийцами» и «примитивными». Они смотрели на боснийских и македонских крестьян, околачивавшихся на железнодорожных вокзалах Загреба и Любляны, точно так же, как французы смотрели на алжирцев, а немцы на турок. Словенцы и хорваты жаловались на то, что им приходится субсидировать бедные, отсталые и «ленивые» районы страны, так же как северные итальянцы жалуются на то, что им дорого обходится отсталый Юг. Эти ворчуны забыли о том, что они пользовались доходами от туризма, составлявшими половину доходов страны в иностранной валюте. Более того, предприятия Севера покупали сырье на Юге по очень дешевой цене, имея гарантию сбыта своих товаров.
Некоторые словенцы и хорваты мечтали о вступлении их стран в многонациональное государство по типу Австро-Венгрии, в то время как другие склонялись к независимости. Для словенцев идея независимости была совершенно новой, поскольку на протяжении всей их истории пределом устремлений для них был статус провинции. Для хорватов перспектива независимости представлялась реальной и волновала кровь. Кое-кто тосковал по навсегда канувшей в вечность Австро-Венгерской империи; многие, особенно молодежь, верили в Югославию, третьи мечтали возродить Независимое Хорватское Государство. Среди тех, кто желал Независимого Государства, самым знаменитым был архиепископ Степинац, который объявил о своей верности НХГ в речи, произнесенной со скамьи подсудимых в 1946 году.
Подавляющее большинство хорватов за пределами Югославии оставались верными принципу НХГ и лично Анте Павеличу. Перебравшись в 1950 году из Рима в Буэнос-Айрес, бывший «поглавник» сменил название своей организации. Теперь это была уже не «Усташа», а Хорватское Освободительное Движение, имевшее филиалы и выпускавшее печатные издания в Северной Америке, Австралии и Западной Европе.
Павелич пользовался также поддержкой и нехорватов, таких, как молодой французский парламентарий из числа крайне правых Жан-Мари Ле Пен, который опубликовал книгу «Хорватия-мученица» с красно-белым шахматным флагом.
Уцелев после покушения, совершенного на него в 1957 году, Павелич переехал из Аргентины в Испанию, где и умер в своей постели три года спустя. Уже в изгнании «Усташа» раскололась на две враждующие фракции. Анте Павелич и Хорватское Освободительное Движение смягчили свою позицию и стали искать соглашения с правонастроенными сербами по вопросу о разделе Югославии. Прежде всего, они планировали поделить Боснию и Герцеговину на сербский и хорватский регионы, подобно «Споразуму» 1939 года[462]. Некоторые усташи из числа самых твердолобых отрицали любой компромисс с ненавистными сербами и хотели создать независимую Хорватию, в которую вошла бы вся Босния и Герцеговина. Эту фракцию возглавлял Макс Любурич, бывший комендант концентрационного лагеря в Ясеноваце, который теперь жил в Испании. Он организовал группу из радикальных террористов, которая базировалась сначала в Западной Германии, а затем в Австралии. 20 апреля 1969 года Любурич был найден мертвым поблизости от своей виллы в Валенсии. Смерть наступила от ударов железным прутом по голове и пяти ножевых ран[463].
Аргентина и Испания были странами, где правили реакционные диктаторы, с охотой дававшие убежища бывшим усташам. Однако Андрей Артукович, бывший министр иностранных дел Хорватского государства в годы второй мировой войны, предпочел остаться со своим братом в Калифорнии. Перед этим он целый год отсиживался в тиши Ирландии. Когда в 1950 году стало известно, где и под каким именем он скрывается, сербы, проживавшие в Соединенных Штатах, послали Генеральной Ассамблее Объединенных Наций меморандум с просьбой выполнить резолюцию 1946 года, согласно которой геноцид объявлялся преступлением против человечества. Они потребовали, чтобы страны – члены ООН приняли меры к аресту примерно 120 хорватов, включая Павелича, Артуковича, архиепископа Шарича и отца Драгановича, который помог спастись многим усташам. Меморандум не возымел никакого действия, поскольку не исходил от страны – члена ООН.
Югославия запросила выдачи Артуковича лишь в 1952 году, а арестовали его через шесть лет после этого. За предшествующий период он успел стать членом организации «Рыцари Колумба» и уважаемым человеком, читавшим лекции в различных учреждениях и раздававшим интервью. После его ареста 50000 «рыцарей» послали в его защиту петицию конгрессу США, а ложи Хорватского католического союза в Западной Пенсильвании направили резолюцию, в которой утверждалось, что «его единственное преступление состоит в том, что он неустанно боролся против коммунизма». Францисканские журналы в Чикаго не только поддержали Артуковича, но и призвали читателей посылать денежные пожертвования в пользу беглых усташей на его адрес в Серфсайде, Калифорния. Еще одним союзником был отец Маринко Лацкович, бывший личный секретарь архиепископа Степинаца, живший теперь в Янгстауне, штат Огайо. Отец Лацкович рассказал лос-анджелесской газете «Миррор ньюс» (24.01.1958), что Артукович виделся со Степинацем почти ежедневно и был «ведущим католиком-мирянином Хорватии и светским представителем кардинала Степинаца, и тот консультировался с ним по моральному аспекту всех предпринимавшихся им
