Глава четырнадцатая
Мне снилось, что я свежевыпеченный хворост, лежу на спине в коробке, ярко освещенный, обсыпанный сахарной пудрой. Ноги перекинуты одна на другую, руки прикрывают промежность. Рядом другие такие же. А у коробки толпятся люди, заглядывают в нее, показывают на меня. Видно, я им понравился. Неприветливые мужчины с курчавыми волосами в ярких дешевых костюмах, женщины с пухлыми губами в шляпках с сеточкой, наброшенной на лицо, вихрастые дети с книжками комиксов. Они все смотрят на меня голодными глазами.
Но что самое главное, хворосты справа оперлись на свои хрупкие локти и тоже таращат на меня глаза. Маньяк Крелл, его главный бандит Теччи в обнимку с извивающейся змеей, лощеный бессердечный Бекетт.
А слева мама с папой протягивают мне свои глазированные руки. Рядом с ними Джинни, тянется, хочет обнять меня. А чуть дальше Леонардо. Он единственный, кому я безразличен. Сунув в рот Кинжал, зажав его зубами, он пролезает в упряжь, прикрепленную к длинной веревке. Делает кому-то знак наверху и начинает медленно подниматься. Я попытался увидеть, кто это там его тащит, но не смог разглядеть. Меня удивило, что ему, кажется, было безразлично, что он хворост.
Затем я услышал звук льющейся воды и запаниковал. Конечно, если ты печенье-хворост, то вода для тебя погибель. Промокнешь, и все кончено.
Вода лилась потихоньку. Следом я расслышал пение. Ужасное. Это Поп напевал шлягер сороковых «Это должна быть ты».
Я разлепил тяжелые веки. Дверь открыта. Поп стоит у окна, исполняет утреннюю серенаду. За окном все покрыто туманом, как тусклым выцветшим ковром.
— Доброе утро, Поп, — прохрипел я.
— Доброе утро, Реб. Есть хочешь? Я принес кое-что на завтрак из пансионата. — Он махнул рукой в сторону круглой корзинки для пикников.
Я тут же проснулся. Вскочил на ноги.
— Вы ходили в пансионат? Есть что-то от Джинни?
— Боюсь, что нет. Мэнни, парень, который был тогда в пикапе, рассказал, что, когда она запрыгнула в кузов, они собирались остановиться, посмотреть, что случилось, но тут началась стрельба. Так что ребята погнали на полной скорости. Остановились через несколько миль; пока вылезали из кабины, ее уже след простыл.
Я вздохнул.
— Черт возьми, неужели она провела ночь в лесу? А вдруг ее захватили люди Теччи?
— Зачем сразу предполагать худшее? Давай лучше поешь. — Поп протянул мне сандвич. Я начал рассеянно жевать.
— А может быть, она у Моны?
Он отрицательно мотнул головой:
— Нет. Я бы об этом знал. У нее есть деньги?
— Немного.
— Ну, перебьется как-нибудь.
— Да, — согласился я. — Сейчас Теччи не станет разъезжать по шоссе, а засел где-нибудь в отеле поблизости. Верно?
— Совершенно здравое рассуждение. Теччи засел в отеле и ждет известий от негодяев, которых ты уложил. А теперь повернись, я проверю вчерашнюю работу, посмотрю, нет ли нагноений.
Он снял салфетки. Осмотрел швы.
— Вроде чисто. Вот где мое истинное призвание. Мне следовало стать портным. — Он наложил свежие салфетки. Заклеил пластырем.
Я закончил завтрак, и мы спустились к «ренджроверу» Попа.
Проехав несколько миль по шоссе, Поп свернул в лес на проселочную гравийную дорогу. Посмотрел на меня. Ободряюще улыбнулся:
— Скоро будем у Моны.
— А как вы с ней познакомились? — спросил я, наблюдая за белками, которые, не обращая на нас внимания, ловко сновали по стволам высоких деревьев.
Он усмехнулся:
— Я знаком со всеми незамужними дамами в округе. Ни одна из них не может сравниться с Моной. Она настоящий бриллиант. В буквальном смысле небожительница. Вот именно! Небожительница. Ты видел ее, когда она была моложе, и должен со мной согласиться.
Я вспомнил Мону, милую женщину с лучистыми глазами. Не было случая, чтобы она, проходя мимо садика нашей соседки, не остановилась и не похвалила розы. А я, скотина, не отвечал на ее открытки.
— Да, Мона — небожительница.
— Я рад, что ты тоже так думаешь. — Поп кивнул. — Вот мы и приехали.
Он свернул на дорожку, ведущую в небольшому домику с лазурными стенами и темными ставнями. Дверь отворилась, вышла Мона. Слегка располневшая и поседевшая, но по-прежнему очень симпатичная. В цветастом платье и босоножках на пробковой подошве.
У меня сжалось сердце.
Поп выпрыгнул из машины, как восемнадцатилетний, и бодрым шагом направился к веранде. Я шел следом. Мона не сводила с меня глаз. Поп нежно ее обнял, затем посторонился.
— Реб, — прошептала она.
— Извините, что приехал с опозданием, — смущенно проговорил я.
— Ты не опоздал. — Она сжала ладонями мое лицо. Они пахли лавандой. — Ты как раз вовремя. Бедная Марта… Жаль, что она сейчас тебя не видит.
— У меня лежат все ваши открытки, — взволнованно проговорил я. — В сохранности. Все до одной. А Марта…
— Ладно, сейчас не время для сожалений. Ведь ты приехал ко мне за помощью. Пошли.
В доме пахло свежеиспеченными булочками. Мона напоила нас чаем и повела наверх, в небольшой, ярко освещенный кабинет. Я вытащил из рюкзака папку с листами Леонардо, показал ей.
— О Боже! — ахнула она. — Неужели я держу в руках написанное Леонардо да Винчи? Что это?
— То, что Леонардо назвал Кругами Истины, где закодировал какое-то сообщение. С помощью особого шифра. Помните, как у Конан Дойла?
— «Пляшущие человечки».
Я рассказал об идее, пришедшей вчера в голову. Увеличить каждое кольцо, пока они не соприкоснутся, создав единый монолит.
Мона все поняла. Внимательно рассмотрела страницы, затем развернулась в кресле и включила компьютер и сканер.
— Ну что ж, давай поищем твоих «пляшущих человечков».
Первым делом она сканировала перевод Джинни и записки Леонардо. Затем вывела на экран Круги и занялась первым. Быстро проделала манипуляции с кольцами.
Теперь они все соприкасались, но никакого внятного образа не получилось. Ничего. Никаких «пляшущих человечков».
Разумеется, я был разочарован, хотя непонятно почему. Ведь если Леонардо придумал какой-то код, то разгадать его будет не так-то просто.
Мона, кажется, и не думала унывать.
— Не обязательно, чтобы кольца располагались именно так. Может быть, внутренние и внешние надо поменять местами? И получится что-то другое. Я думаю, Леонардо тут изрядно позабавился. — Она посмотрела на меня сияющими глазами. — Знаешь, давай создадим набор колец одинакового размера. Все кольца Круга с диаметром первого кольца от центра, потом второго и так далее.
Она напечатала на листах прозрачной бумаги первые десять колец самого меньшего диаметра, пронумеровала, затем еще десять, еще десять, добралась до самого большого диаметра и разложила листы