помочь больному ребенку? Могу поспорить, ты не предлагал денег никому из своих родственников в Греции, не так ли?
Он открыл рот, собираясь возразить. Но она права. Они были его родственниками. Такое предложение смертельно бы их обидело. Но Софи Пэтерсон... Да, она была родственницей Элени, но о существовании девочки узнала только сейчас.
Костас не стал спрашивать себя, почему он старается не считать ее частью своей семьи.
—Конечно, ты этого не предлагал. Ты не стал бы обижать настоящую семью своей дочери.
Ее глаза наполнились слезами.
Ему стало стыдно. Как это ужасно... Он не привык испытывать подобное, и ему не нравилось чувствовать себя виноватым.
—Хватит.
Он накрыл ладонью руку Софи и прижал ее ладонь к своей рубашке.
Когда он до нее дотронулся, у него екнуло сердце. Ему захотелось схватить Софи в объятия и прижаться губами к ее губам, чтобы заставить замолчать. Коснуться ее языком. Она была бы сладкой, как мед. Горячей, как пламя. При одной мысли об этом ему стало жарко...
Гнев. Чувство вины — все прошло. Теперь наступил черед вожделения. Костаса охватило желание, подобного которому ему никогда не доводилось испытывать.
Во что он себя втравил, черт возьми?
Софи моргнула, глядя в сверкающие черные глаза. Она почувствовала, что ее ярость проходит.
—Хватит, — повторил он. — Извини. — Она хотела заговорить, но он с решительным видом покачал головой. — Оказавшись в тяжелом положении, я сделал неверный вывод. Я неправильно истолковал твое молчание.
Он глубоко вздохнул, что его грудь почти коснулась груди Софи.
—Я, сожалею, что обидел тебя...
Софи казалось, что его глаза смотрят прямо ей в душу.
—Я принимаю твое извинение, — кивнула она. — Мне было обидно, что ты подумал... — Она покачала головой. Какое это теперь имело значение? — Будем считать это недоразумением.
—Спасибо, Софи, — тихо сказал он.
А потом он сделал нечто совершенно неожиданное. Он взял ее руку, поднес к губам и, продолжая смотреть на Софи, прижался губами к тыльной стороне ее руки.
Ее охватило волнение. Она широко раскрыла глаза. Испугавшись собственного потрясения, девушка отдернула руку. Он шагнул назад, и Софи выдохнула, только сейчас поняв, что задержала дыхание.
Впервые она посмотрела, на самом деле, посмотрела на Костаса Паламидиса, пытаясь увидеть его настоящего, а не тот стереотип, в соответствии с которым она его себе представляла.
Софи не могла просто уйти от него. Только не теперь, когда она поняла, почему он здесь.
Она медленно вздохнула. У нее появилась еще одна проблема.
—Теперь мы понимаем друг друга... — тихо сказал он.
Она кивнула в ответ.
—И ты поможешь?..
—Конечно, я сделаю, что смогу, — твердо произнесла она. — Я не могу не попытаться спасти ребенка.
Его улыбка была натянутой. По взгляду Костаса она поняла, что он уже планировал свой следующий ход.
—Но не забудь, — предупредила она, — нет никакой гарантии, что это сработает.
—Это должно сработать. Другой возможности нет.
Софи слишком хорошо понимала, с каким отчаянием наблюдаешь, как любимый человек угасает у тебя на глазах. Когда ее мать лежала в больнице, Софи ничего не могла поделать с болезнью, из-за которой та так рано умерла. И теперь Костас Паламидис испытывал то же самое...
Должно быть, именно поэтому она, внезапно, ощутила тесную связь с этим греком. У Софи вырвался вздох облегчения. Конечно, этому нашлось рациональное объяснение. Она сочувствовала человеку, переживающему психологическую травму, которую уже пережила она.
Софи взглянула в его суровое лицо и сказала себе, что все будет в порядке. Ей больше незачем беспокоиться о непонятных волнении и страхе, которые он у нее вызывает. В конце концов, этому нашлось объяснение.
—Я все подготовлю, — сказал Костас, и в первый раз она увидела одобрение в его взгляде.
Ей стало жарко. Она кивнула, стараясь не обращать внимания на то, как отреагировала на его взгляд.
—Ты можешь приготовиться к завтрашнему дню? — спросил он.
—Конечно. — Чем скорее, тем лучше.
—Хорошо. — Он взял ее за локоть и повел обратно к ее дому. Сквозь рукав рубашки Софи чувствовала, какая жаркая у него рука. У нее в груди все сжалось.
—Мы вылетим завтрашним рейсом, — сказал Костас.
Софи остановилась.
—Извини?..
—Вылетим завтрашним рейсом. — Он бросил на нее беспокойный взгляд и снова повел ее к дому. — Потом я расскажу тебе подробнее и отвезу в аэропорт.
—Я не понимаю. — Она нахмурилась. — Это только медицинский тест, не так ли? Анализ крови или что-то в этом роде?
—Верно. Анализ крови, и, если ткани окажутся совместимыми, врач возьмет образец костного мозга.
—Подожди! — Когда она остановилась, ему пришлось тоже остановиться и повернуться к ней. — Почему я должна лететь? Эти тесты, наверняка, можно сделать в Сиднее!
Он сдвинул темные брови.
—Их можно сделать где угодно. Но ты будешь рядом, если врачи скажут, что мы можем продолжать с пересадкой.
—Было бы правильнее, если бы я приехала в Грецию после того, как мы узнаем, оказались ли успешными результаты.
Она еще успеет встретиться с родственниками своей матери. При одной мысли об этом ей становилось не по себе.
Он еще крепче сжал ее локоть и привлек девушку к себе. Она пристально посмотрела на него. У него был такой неумолимый и решительный вид, что у Софи перехватило дыхание.
Внезапно ей пришло в голову, что он ее уже не отпустит. Никогда.
Глядя в темно-медовые глаза, Костас велел себе успокоиться и быть терпеливым. И прежде всего не обращать внимания на то, как ему приятно прикасаться к ней...
Костас выпустил ее локоть и шагнул в сторону. Софи вздохнула, и по выражению ее лица он заметил, что вызывает у нее ответную реакцию.
Нет. Дело не в том, чего он хотел от нее. Этого никогда не будет. Дело в том, что от нее было нужно Элени.
—Так будет проще и быстрее, — сказал он. Он не стал рассказывать о суеверном страхе. Что если он расстанется с Софи, покинет Австралию без нее, то может лишиться этой возможности спасти Элени. Что Софи что-нибудь помешает приехать в Грецию.
—. Я могу пойти в клинику здесь, в Сиднее...
—Мы можем через день приехать в Афины, — перебил ее он. — Я позвоню врачам заранее, и они будут тебя ждать. Ты можешь сдать первый анализ крови на следующий день. — Он глядел ей в глаза, моля бога, чтобы она согласилась. Потом заставил себя сказать то, о чем не говорил до сих пор: — Это последний шанс моей дочери.
Костас отвел взгляд и уставился вдаль. Но он не видел, ни незнакомый ему австралийский пейзаж, ни
