прикрыв их ладонью, посмотрела вверх. Джон Гилберт смотрел на нее с высоты своего немалого роста.
Джон еще не видел ее такой прелестной. Ее одежда из атласа и манеры знатной леди не воспламенили его крови так, как вид этой разрумянившейся девушки, лежавшей на траве у его ног. Завитки каштановых волос прилипли к влажному лбу, в зеленых глазах был вызов, нежно-розовые губы блестели от масла, и кусочек овсяной лепешки застрял в углу рта, словно ожидая, что какой-нибудь счастливец его слизнет.
Бет предложила ему кекс, намазанный маслом. Он взял его, улыбнулся ей и принялся за еду.
– Ты хорошо выполнила работу, Бет, с помощью новой скотницы. А теперь просвети ее по части искусства ведения сельской жизни, привычной для любой деревенской девушки. Если бы во дворце умели сбивать такое масло, король не стал бы облагать наши выгоны столь жестокими налогами.
Он рассмеялся, поцеловал Бет, вогнав ее в краску, повернулся и зашагал к кузнице.
Анна села и смотрела ему вслед. На Джоне была та самая рубашка, которую она видела расстегнутой до пупа. И все же у нее возникло желание, свойственное, должно быть, молочнице, бросить ему вслед ведро с молоком. Такова-то твоя благодарность. Она трудилась, как рабыня, с самого утра, сбивая масло, а он вел себя так, будто ничего не произошло.
И тотчас почувствовала руку Бет на своем плече.
– Он шутит, миледи.
– Мне все равно. Было бы слишком ждать чувствительности от вора и разбойника.
Она потерла натруженное и болевшее плечо.
– Ты, вероятно, очень устала, леди Анна, – сказала Бет. – Я закончу мыть маслобойку, а ты пока полежи.
Анна с трудом поднялась на ноги, однако гордость не позволила ей поддаться усталости.
– Нет, я буду работать.
Вскоре ей пришлось раскаяться и в своей гордости, и в том, что она дала Бет необдуманное обещание. Вместе с Бет она стала собирать деревянные ведра и корыта. Две другие женщины подняли и понесли маслобойку, и все они направились к ручью, расположенному всего в нескольких сотнях ярдов в густой чаще.
Ручей впадал в лесной пруд, обрамленный зеленью, и там они остановились. Небольшой водопад ниспадал в широкое, гладкое и неглубокое ложе в скале, образуя естественную ванну. Бет показала Анне, как пользоваться кобыльим хвостом, чтобы отмыть и отскоблить ведра. Объяснила, что щетки из свиной щетины слишком жесткие и неподатливые и в конце концов портят мягкую деревянную утварь, предназначенную для молочных продуктов.
Когда женщины покончили с этим делом, Анна ощутила прохладу воды на ногах, и ей захотелось искупаться.
– Давай искупаемся, Бет. Нас никто не увидит.
Бет замотала головой.
Остальные женщины тоже отказались.
– Нет, миледи, – сказала Бет, – это нарушит равновесие, а когда повсюду чума.
Анна рассмеялась:
– Чума так чума! В таком случае я искупаюсь одна, если вы без меня управитесь с ведрами.
Анна сняла платье, повесила на ближайший сук и вошла в воду в том месте, где течение было достаточно быстрым.
Она закрыла глаза и раскинула руки, слегка шевеля ими в воде. Это было райское блаженство. Впервые за несколько дней она почувствовала себя чистой. На несколько минут Анна забыла обо всем – и о своем натруженном теле, и об уязвленной душе. Забыла о том, что полюбила недостойного человека, и теперь расплачивается за это, что ее король, помазанник Божий, оказался распутным мерзавцем. Она даже перестала беспокоиться об отце, пытавшемся употребить все свое влияние, чтобы умиротворить короля и избавить ее от постылой помолвки. Она забыла на несколько минут обо всем.
Даже самый жалкий кролик в Уиттлвудском лесу нуждается иногда в передышке от постоянной борьбы за выживание.
Джои увидел Бет и двух других женщин, возвращавшихся от ручья, и на мгновение запаниковал. Куда девалась Анна? Бен отправился рыскать по Оксфордской дороге, ведущей из Лондона, и заплатить шерифу дань, но он мог вернуться в любой момент. Тут Джон увидел, что Бет улыбается. Значит не произошло ничего ужасного.
И все же он поспешил к ручью и скрылся среди деревьев, наблюдая за леди Анной.
Она стояла посередине ручья среди залитых солнцем пузырьков воды. Вода бурлила, образуя вихри вокруг ее упругих грудей, пытаясь сорвать с нее кружевную сорочку. Ее прелестные округлые руки были подняты над головой, будто она была лесной нимфой, предлагающей себя богам. Он замер, очарованный этим великолепным зрелищем, и не мог отвести глаз от Анны.
Этим утром он решил держаться от нее подальше. Но то и дело находил причины, чтобы увидеть ее.
Джон всегда гордился тем, что умеет обуздывать свои желания, но сейчас готов был прыгнуть в воду, схватить ее, влажную, в объятия, прильнуть губами к ее груди, забыв о том, что она всего лишь способ обмануть палача.
Джон не мог отвести от нее взгляда и жадно впитывал ее красоту, как томимый желанием мальчик. Он смотрел, как она выходит из воды в нижнем белье, плотно облепившем ее бело-розовое тело. Но он не мальчик, а она не девчонка. Он бастард, хотя и появился на свет от знатного отца, и все же он не пара такой женщине, как леди Анна Гаскойн, помолвленной с графом, пусть и негодяем, зато законнорожденным.
