неловко держа младенца, долго стоял и смотрел на сына, потом легонько покачал, когда тот попытался протестовать, что его отдали в другие руки.
– Какое имя ты бы хотела ему дать?
– Роберт. Ты не против?
– Мы можем назвать его как-нибудь еще. Нас сосватал лорд Нортемпстон. Его зовут Уильям. Как тебе Роберт Уильям? Пусть будет Уилл!
Дженевра с улыбкой кивнула.
– Мне нравится.
– Я попрошу отца Джона, чтобы он устроил крещение.
– У отца Джона прибавилось трудов. Мег и Бернард называют своих близнецов Эдана и Уистэн.
Роберт рассеянно ответил:
– Это их личное дело, я предпочитаю простые имена.
– А что бы ты предложил для девочки? – спросила заинтригованная Дженевра.
– Алида, – не колеблясь, ответил Роберт. И потом добавил немного смущенно: – В честь моей сестры и бабушки.
– Очень хорошо, муженек, – улыбнулась Дженевра. – Нашу первую дочь мы назовем Алидой.
– Ты уже мечтаешь о дочери, хотя еще так слаба после родов Уилла?
– Мой супруг и господин, я желаю подарить вам много детей, если на то будет Божья воля.
Она не стала говорить о предсказании старой Мариел, понимая, что настоящее счастье от них пока ускользает. Оставалось верить, что пророчество вещуньи сбудется до конца.
В тот год лето наступило рано, и Уилл благополучно подрастал, но Дженевра не могла стряхнуть мрачные мысли о том, что Роберт до сих пор не до конца доверяет ей. От этого она постоянно пребывала в угрюмом настроении.
Роберт не был жестоким. Он вернулся к ней в постель и, едва она оправилась после родов, вновь возобновил с ней супружеские отношения. Дженевра ни с кем не говорила о своих беспокойствах, даже с Мег. Но все ее камеристки давно заметили, что у хозяйки понурый вид. Она почти перестала улыбаться, а по утрам с трудом вставала с постели.
– Наверное, это оттого, что вы кормите ребенка, – с сомнением предположила Эннис.
Дженевра равнодушно вонзила иголку в рукоделье.
– Ты же кормишь своего, а Мег кормит двоих. Дело не в этом.
– Но вы же высокого происхождения, леди. А мы нет.
– И все же я женщина, сделана из того же теста, что и вы.
– Но вы тоньше чувствуете…
– Глупости. – На какой-то миг Дженевра встрепенулась от своей апатии. – Может, мои чувства тоньше, чем у кухарок, но тоньше, чем у тебя или Мег? Навряд ли.
– Ну почему же тогда вы такая угнетенная?
Дженевра вздохнула. Она часто вздыхала в последнее время.
– Не знаю. Словно на голову мне упала черная туча, она давит на меня, и я не могу отогнать ее, как бы ни старалась. Она клонит меня к земле.
Они сидели в саду, который разбила еще мать Дженевры. Сад был расположен за внутренними стенами, и оттуда открывался вид на океан. Теперь его вновь привели в порядок. Плодовые деревья радовали цветением и давали много тени. В жару это райское местечко было настоящим спасением.
Но даже цветущий сад не мог разогнать тоску Дженевры. И в постели она стала безжизненной. На ласки Роберта отвечала вяло. И спать она тоже не могла. Даже кормление Уилла утратило для нее первоначальную прелесть, молоко начало пересыхать, поэтому ребенка стали отнимать от груди. Она с трудом находила в себе силы есть.
Дженевра не понимала, что с ней происходит. Она, которая была так полна жизни и надежд, которая так глубоко и беззаветно полюбила Роберта Сен-Обэна, теперь не знала, хочет дальше жить или предпочла бы умереть.
Роберт тоже это заметил. Да и как было не заметить? Он внимательно приглядывался к ней все эти дни. В глазах его снова появилась настороженность, очевидно, он не знал, как обращаться с женой, потерявшей вкус к жизни.
Старая Мариел приготовила для нее успокоительное средство и сказала, что знавала других женщин, которые после родов страдали таким же недугом.
– Дело не в недуге, – возразила Дженевра. – Я хотела ребенка. Да и роды были нетрудными.
– Недуг или кручина, называй как хочешь, – ответила старуха, – но такое случается. Скоро все пройдет.
Дженевра сомневалась в этом. Она не видела впереди никакого света. Расстройство и уныние нарастали с каждым днем.
Из дома пришла Сигрид и принесла Уилла. С нею прибыла и кормилица, цветущая молодка лет шестнадцати. Вскоре к ним присоединилась Мег со своими подросшими близняшками. Робин принес флейту. В воздухе поплыли сладкие звуки музыки, сопровождаемые ленивыми ударами и шипеньем волн, бьющихся о скалы.
И единственным негармоничным звуком оказалось бряцанье доспехов, доносившееся с боковой стены замка, а в минуты затишья свистели пущенные в цель стрелы. Даже в такую жару солдаты обязаны упражняться. Сен-Обэн уехал на охоту.
Когда солнце начало садиться, все пошли в замок, чтобы подготовиться к позднему ужину. Роберт и охотники вернулись чуть раньше. Едва Дженевра закончила переодеваться, он вошел в комнату, сопровождаемый Аланом и Робином, которые поклонились ей и проследовали в большой зал.
– Как вы провели день, миледи? – спросил Роберт.
– Спасибо, хорошо, милорд.
Взмахнув рукой, Роберт отпустил Сигрид, помогавшую Дженевре. Сигрид сделала книксен и вышла из комнаты.
Дженевра поглядела через плечо на мужа.
– Ты хотел бы поговорить со мной наедине, Роберт?
– Да, жена. Пришло письмо – приглашение от графа Нортемпстона. Просит помочь ему развлечь герцога Ланкастерского и его новую жену Констанцию Кастильскую.
– Джон Гонтский? – удивленно спросила Дженевра, и сердце ее оборвалось. Она чувствовала, что не в состоянии предпринять путешествие в Ардингстон, и в то же время не хотела, чтобы Роберт ехал без нее.
– Да, Джон Гонтский. Или король Кастильский, как он сейчас себя называет. Разумеется, он женился на Констанции в надежде занять кастильский трон.
– И он займет?
– Сомневаюсь. Ты хотела бы поехать со мной, жена? Приглашение адресовано нам обоим.
– Тогда мне следует подготовиться к путешествию. У меня нет желания ставить графа в неловкое положение. Или вас, муж мой, – добавила она, встрепенувшись. – Я понимаю, что вы недовольны мной, и постараюсь выбраться из этой ужасной меланхолии, которая на меня напала.
Роберт подошел к ней, схватил ее за плечи и крепко сжал.
– Ты должна, моя дорогая, ради Уилла и меня. – Он поколебался немного. – Если твое угнетенное состояние вызвано моими сомнениями в твоей верности, то могу лишь сказать, что я не хотел причинить тебе боль.
– Твое недоверие очень огорчает меня, Роберт, хотя истоки его ясны. – На миг хорошее настроение вернулось к ней, и она горячо заговорила: – Я невинна, и конечно, мне грустно оттого, что ты все еще подозреваешь меня в измене.
– Я знаю это, Дженевра, и обещаю обуздать свою подозрительность. А ты постарайся одолеть свою тоску.
Дженевра сидела на табурете, но тут она поднялась и повернулась к нему. По щекам ее струились слезы.
– О, Роберт! – пробормотала она и обвила его руками.
