– Да они ведь все фанатики, Катя.
– Да, наверное… Я понимаю, что другого выхода нет, наверное, но так же нельзя… Я не могу… – Катя вскидывает глаза на экран, и ей кажется, что щека военного измазана кровью. – Поль, выключи, пожалуйста.
Поль хмыкает, но послушно щелкает пультом.
– Ты говоришь прямо как наши чокнутые гуманисты. Они готовы угробить Землю, лишь бы дикари не пострадали… Катя, это же не люди! Они убивают землян, всех подряд, всегда и везде! Или мы, или они – понимаешь? Раз они не захотели договориться…
– Я понимаю. Но не все же такие! Я уверена, есть те, которые пытаются договориться! Просто не могут справиться… Я не знаю… Понимаешь, Поль, какую сторону не считай правой – все равно потом будет стыдно.
Поль моргает светлыми ресницами, пожимает плечами. Тишина давит, и Катя, зажмурившись, мотает головой, отгоняя мучительную картинку: взрослый Тами, грубый, сильно и плохо пахнущий, со злобной ухмылкой стреляет в землянина.
Падает второй пилот, загребая побелевшими пальцами грязь. Остальные земляне сбиваются в кучу. Всхлипывает Амико.
– Думаю, теперь они зашевелятся, – говорит Тами, засовывая бластер в кобуру. – Мы просто хотим, чтобы вы ушли, – говорит он. – Ведите себя благоразумно, и мы вас больше не тронем. Если земляне улетят с Тхукана – мы вас отпустим.
«Наивные идиоты», – шепчет Амико. Тами не слышит.
– Если вы уйдете, мы простим вам то, что вы сделали с тхаками, – продолжает он.
– Вы сумасшедшие маньяки! – кричит Амико. – Без водочисток земляне погибнут!
– Нам плевать на землян, – отвечает Тами. – Представьте, что мы… ну, например, начнем топить печи распятиями, – он говорит всем, но смотрит на Катю. Один из тху толкает его локтем – понятно, что Тами говорит лишнее, нечего рассуждать о святом с этими земными животными. Но он глядит на Катю и повторяет: – Представь…
Катя плачет, и слезы оставляют чистые дорожки на перепачканном лице.
Дорожка вьется между деревьями, еле заметная, нужно знать, чтобы увидеть. Никто не замечает тропинки, люди растеряны и напуганы. Тами, окинув землян недобрым взглядом, опять ныряет в корабль. Катя смотрит на тропинку: ее петли зовут и подмигивают. Сколько раз они с Тами ходили здесь – наигравшись в лесу, возвращались в поселок, заглядывали по пути на биостанцию к Катиному отцу, и он кормил их бутербродами – сам съесть не успевал, всегда был занят. Катя оглядывается. Она стоит на краю поляны, и ни один тху не смотрит. Они не опасаются – ведь Катя все еще маленькая девочка, чистая девочка, ничего не знающая о войне, лучший друг Тами. Она пойдет по тропинке домой. Биостанция разрушена, но там должны быть люди, и даже, наверно, солдаты. Она позовет их, они придут и прогонят тху, чтоб не стреляли в людей. Правда, тогда будут стрелять в Тами – он стоит над передатчиком, сосредоточенно хмурясь, и Катя ловит его взгляд, как будто ожидая разрешения побежать наконец по тропе. Но Тами больше не смотрит на нее.
Земляне сидят, привалившись друг к другу, промокшие и грязные. «Они перебьют нас», – шепчет Амико, и Катя вжимает голову в коленки, чтобы не слышать. Дождь прекратился, солнце играет в грязи, глина взрывается тысячью блесток – как вечерние платья красивых, серьезных женщин, как хрустальные люстры, как пузырьки в бокале шампанского.
Катя пьет шампанское первый раз в жизни – на банкете в честь папиного открытия можно. Тихо, довольно улыбается – если бы она не рассказала папе про симпатичного пушистого тхака… Ну и что, что она поклялась Тами никому не говорить. Зато папе обещала рассказывать про всех необычных животных, встреченных в лесу – а уж водочистка точно была необычной! Жаль, что Тами обиделся – так и не разговаривал с ней до самого отъезда. По лицу Кати пробегает тень, но глоток шампанского снова настраивает на радостно-торжественный лад. Изящно держа бокал, она прогуливается среди гостей, вслушиваясь в разговоры.
– …сразу же вернемся на Землю…
– …и такие милые, представь себе! Жалко, что на Земле больше года не живут…
– …говорят, тху недовольны, но вряд ли это нужно воспринимать всерьез…
– …мы над этим работаем. Пока будем разводить на Тхукане, а там, глядишь, придумаем, как заставить размножаться на Земле…
– …дрессировка, основанная на природных инстинктах…
– Андрей Васильевич! Позвольте… спасение… нет, нет, не возражайте!
Сверкающий зал гудит, и гудит в голове от шампанского.
Гудят голоса, тху сбились в кучу, машут руками. Какое злое у Тами лицо… Он бросает мимолетный взгляд на землян и отворачивается.
– Что-то у них пошло не так, – шепчет Амико.
– Нас отказались выкупать, вот и все, – отвечает ей капитан.
– Гады, – всхлипывает рыжий парень с параллельного курса, и капитан рычит:
– Заткнись, слюнтяй!
– Кучка дикарей, пусть вооруженных… – задумчиво тянет Амико, капитан пристально смотрит на нее, и Катю обдает волной паники. Она зажмуривается, а когда открывает глаза, видит, как пилот, пригнувшись, бежит к Тами. Это глупо и страшно – бросаться на тху с голыми руками, но тут за спиной Тами вырастает покрытая грязью тонкая фигурка, и Катя понимает, что это Амико – страшная, оскаленная, совершенно незнакомая Амико с бластером в руках. Амико дико визжит, из бластера вырывается красный, как глина, луч, и Катя теряет сознание.
Во рту металлический привкус, страшно болит голова. Вьется между деревьями дорожка, и никто не помешает Кате бежать по ней до самого поселка, позвать на помощь, – некому помешать, все мертвы. Мертва Амико, и капитан, и перепуганный рыжий, все земляне мертвы. И Тами тоже, и остальные тху с лицами, как лезвия кинжалов. Осталась одна Катя – Катя и дорожка. Но нельзя же идти в поселок такой перепачканной! Даже в детстве она не умудрялась так замараться – это другие дети, и земляне, и тху, могли извозиться, как поросята, но не Катя. Она пытается стереть грязь, но глина только размазывается, прилипает к рукам, и становится понятно, что это не грязь, а кровь. Борясь с тошнотой, Катя шарит по карманам в поисках платка – вечно у нее нет под рукой платка, ведь она никогда не пачкается, а если что – можно попросить у Поля или Амико. Грязь захлестывает с головой, забивает рот, ноздри, проникает внутрь, облепляет холодной массой сердце. Крик Кати переходит в вой, и воет вертолет над тхуканским лесом – белый вертолет землян.
Белые простыни, а Катя вся в красном иле, волосы сбились в колтун, пачкают подушку – так нельзя, она обязательно должна помыться. Катя тянется к звонку, но не успевает нажать – в палату входит врач в сверкающем, хрустящем халате.
– К вам гости, Катя, – улыбается он. В дверях маячат родители, отец машет сеткой с красно-оранжевыми апельсинами.
– Нет, – Катя тянет на себя простыню, от пальцев на ткани остаются пятна. – Нет. Подождите немножко, я только схожу в душ, – она криво улыбается отцу и отводит глаза.
– Катя, – мягко говорит врач, – ты была в душе полчаса назад.
– Вы что-то путаете, – говорит Катя, показывая доктору руки, покрытые глиной. Неужели он не видит?
Улыбка врача тает, он что-то шепчет родителям, и они уходят. Катя облегченно вздыхает. Сейчас она помоется, а уж потом вволю поболтает. Как хорошо, что на Земле снова есть чистая вода! А все потому, что Катя слушалась папу. Правда, Тами обиделся… С Тами связано что-то еще, неприятное и даже страшное, и Катя мучительно морщит лоб, а потом машет рукой. У нее и так достаточно проблем. О Тами можно подумать и потом, да что о нем думать, вырос, учится где-то, наверное… вот бы встретиться, поболтать. Катя уверена, что они помирятся – детские обиды ничего не значат. В палату входит медсестра, у нее душистые белые руки и ясные глаза. Она трет ваткой Катину руку, ватка сразу краснеет, на коже остаются разводы, но сестра почему-то не обращает на них внимания. Блестящая игла впивается в Катину вену, и перед глазами плещется густая вода тхуканской реки. «Поспи», – говорит сестра, и Катя послушно
