Наверно, с Марса?
И, не дождавшись ответа, снова побежал, петляя в зарослях кустарника, куда ребятишки кишлака обыкновенно приходили играть в свои игры. Санджар тоже несколько раз приходил сюда, но его не принимали в игру, говорили, что он маленький, что у него есть плохая привычка — играть не по правилам. Это было правдой, но Санджар просто не мог слепо подчиняться установленным нормам — он додумывал и вносил в игру что-то свое…
Наверное, поэтому он с таким восторгом, не задумываясь и не осторожничая, принял в друзья «марсианина» (так он тоже решил называть гостя). Что с того, что «марсианин» меняет окраску и вместо головы у него шлем? Интересно, что за светящиеся кнопки на поясе? Санджар про себя решил, что он обязательно потрогает их — чуть попозже, когда он познакомит гостя с бабушкой, которая одна только и осталась в доме. А жалко, что мама и тетя ушли в гости!
Космонавт проследил, куда бежит мальчик, и ждал его у входа в кишлак. Запыхавшийся Санджар пролетел мимо, только махнул рукой: «Догоняй!» И Долговязый, стараясь держаться поближе, плыл вслед за мальчиком, словно и впрямь догонял его. Они уже были на ровной асфальтированной улице, по обеим сторонам которой выстроились дома, обсаженные тутовником, вишней, урюком и яблонями, которые только начинали расцветать. Тонкий аромат цветов плыл над кишлаком. Возле одного из домов Санджар остановился:
— Прибыли! Вот запомни: наш дом — двадцать шестой номер!
Пробежав по плиткам, уложенным до самого крыльца, он влетел в дом.
— Бабушка, бабушка, смотрите! Я привел гостя! С Марса!
Старая женщина подняла измученные, тусклые глаза. Ей показалось, что внук произнес «из Москвы».
— Какой же ты молодец, что привел гостя в наш дом, — произнесла она, вновь закрывая глаза. — Веди его в комнаты.
Отдохнув немного, она заговорила вновь:
— Позови соседку, пусть Мастура накроет на стол. Арбузов попробуете, дынь — они еще сохранились. Есть и сушеные. Видишь, внучек, не могу встать. Ты ему скажи, что я больная, потому не могу сама принять гостя.
Космонавт внимательно вслушивался в то, что говорила бабушка Санджара. В руке у него незаметно появился круглый зеленоватый прибор, слабо мерцавший серебром, словно он был налит ртутью. Почти в то же мгновение на противоположной стене заструилась длинная черная спираль, словно свитая из множества дышащих пульсирующих волокон, и тонкий зеленоватый луч протянулся из прибора к лежащей женщине, а от нее — на стену. Спираль на стене начала раскручиваться, космонавт следил за нею, и Санджар, открывший рот, чтобы спросить, что это такое, тоже застыл, глядя то на стену, то на бабушку. Вдруг изображение на стене застыло, еще более увеличилось, и стало видно, что одно из волокон, тонкое, словно волос, порвано. Гость нажал кнопку, что-то вспыхнуло на месте разрыва, и спираль так же медленно стала закручиваться вновь. Потом изображение погасло, спираль исчезла, а космонавт, медленно выговаривая слова, сказал Санджару:
— Сейчас она встанет.
И точно: бабушка оцепенело смотрела на свою руку, которая в течение долгого времени была неподвижною, а сейчас, словно помимо ее воли, крепко ухватилась за край кровати. Так же растерянно подняла бабушка и другую руку, затем повернулась в кровати и села.
Взгляд ее, тусклый и безнадежный, стал осмысленным, острым.
— Что это со мной, внучек? — спрашивала она, ощупывая постель. — Я сижу. Я двигаюсь! — Она опять задвигала руками и ногами. — А может, это во сне? — произнесла она нерешительно. — Зови деда, внучек. А то я себе не верю.
— Да нет же, бабушка! — закричал Санджар, подбегая к ней. — Ты выздоровела! Выздоровела! Это наш Долговязый сделал! Это он! Пойду деду скажу, получу от него суюнчи![3] Пойдем!
Он пулей выскочил за дверь, снова помчался по дороге. Аэрти, спрятав прибор, исчез так же незаметно, как и появился, последовав за своим неугомонным знакомцем, чьи эмоции и поведение неустанно анализировали приборы, чтобы выдать впоследствии модель поведения земного ребенка. Санджар, пожалуй, лучше других соответствовал цели, которую ставили перед собой гости с другой планеты, изучая стереотипы поведения землян в тех или иных условиях. Здоровый, неугомонный, жизнерадостный мальчик воплощал в себе живой и острый ум, готовность исследовать все непонятное, и непосредственность, с которой он это делал, заставляла предполагать, что дерзость и риск, видимо, в большей мере присущие взрослым землянам, рано или поздно заставят их выйти за пределы Солнечной системы.
Говоря языком древних восточных поэтов,
И только когда кончился дастан, холмы и лужайка огласились аплодисментами, криками: «Молодец, Кадырбай!» Певец, положив на ковер свою домбру, вытирал вспотевший лоб платком, грудь его тяжело вздымалась.
Именно в этот момент Санджар, не найдя деда, подлетел к отцу, который в числе других всадников участвовал в улаке:
— Папа, я видел «тарелку»! Долговязый с Марса вылечил нашу бабушку! Бабушка выздоровела! А потом он взял меня за руку, и я полетел с ним по небу!
— Успокойся, сынок. Иди ко мне.
Оторвав мальчика от земли, отец посадил его к себе на лошадь. Но так как Санджар продолжал кричать, отец, достав конфету, протянул ее сыну:
— Не болтай глупостей! Бегаешь целый день, вот и перегрелся, а теперь тут сказки рассказываешь!
Санджар хотел было возразить, но большая шоколадная конфета пахла так вкусно, а он любил сладкое больше всего на свете и потому на некоторое время забыл обо всем. Когда же вспомнил о своем новом друге, то нигде его не нашел, только на вершине тюбетейкообразной горы опять дымилось белое облако, скрыв и «тарелку», и гостей с другой планеты.
Санджар, сидя на лошади, видел, как поднялось белое облако и, все уменьшаясь в размерах, взмыла в небо плоская ракета, все больше становясь похожей на звезду.
Начинался второй тур улака, всадники опять строились, горяча коней, а зрители усаживались поудобнее, чтобы видеть своих любимцев, подбадривать их криками и возгласами.
Космонавты покидали пределы Солнечной системы.
— Как ты думаешь, что это было? — спросил один из них, обращаясь к своему коллеге.
— Не знаю. Помнится, кто-то из стариков говорил, что когда-то такое было и у нас, но потом Совет Безопасности запретил: слишком много эмоций уходило напрасно.
— Как они это называют? Дастаны? А знаешь, — после долгой паузы проговорил он вновь, — когда я стоял там, подключенный к их восприятию, я чувствовал себя так, словно меня обмывают волны уэррополя, нет, гораздо лучше! Определенно, в этих дастанах что-то есть!
— Да, что-то в них есть, — согласился второй космонавт. — Но пусть об этом выскажет свое мнение Совет Безопасности.
А на Земле возле одного из горных кишлаков все продолжался шумный и веселый праздник навруз- байрам — праздник первого дня весны.
В ТОТ НЕОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ
