Эссе

К старым своим темам поэт подходит с новым поэтическим оружием. Результат — перед вами.

В «Полынном ветре» немало отличных стихов о любви, по-Жигулински своеобразных, по-Жигулински чистых.

Помоги ты мне, господь,
Не солгать и не обидеть,
Укротить и дух, и плоть,
Но во сне хотя бы видеть.

(«Белый мост на Беговой»)

И было странно мне тогда.
Что нас двоих, таких неблизких.
В седой глуши лесов сибирских
Свела не радость, а беда.

И многое, многое другое. В столкновении бульдозера со скворцами Жигулин решительно на стороне скворцов (Беляево-Богородское).

Бессмертие рода заботит Жигулина («Отец, я к тебе привезу внука старшего твоего»).

Слово «душа» появляется в стихах Жигулина 52 раза — меньше вчетверо, чем слово «холодная», но тоже достаточно часто для 144 стихотворений. Как всякий истинный поэт, Жигулин имеет свою форму искусства («Истоки», «Поэзия», «Художник»), где резко осуждаются «грустные» стихи.

Какого-то салонного поэта,
О том, как где-то в городе пустом
На мерзлых стеклах тает чья-то нежность…

У нас два поэта, интересовавшиеся мерзлыми стеклами в городе: Фет и Пастернак.

Если уж так строго осуждать чужое мастерство, то надо тщательно следить за своим собственным пером, чтобы оно, перо не затащило в стих чужую чью-нибудь интонацию.

Обратимся к превосходному циклу «Обещание любви». Там есть выразительнейшее стихотворение

Вот и клен — золотая душа
Загорелся над морем холодным.
Стало солнце пустым и свободным,
Словно не было в нем ни шиша!

Расправляй свои крылья, лети!
Будь разумна, спокойна, здорова.
Это грустное, горькое слово,
Пусть тебя не догонит в пути.

Добрый путь! Добрый путь. Наша связь.
Наша честь не под кровлею дома,
Как росток на ветру распрямясь,
Ты посмотришь на все по-другому.

У этих трех строф все одинаковое: Тема (разлука) образный словарь, ритм. Одинаков даже размер, интонация с обращением на «ты».

Между тем, первые две строфы принадлежат Жигулину образца 1974 года, а третий — «салонному поэту» Б.Л. Пастернаку, который написал эти стихи сорок лет назад («Не волнуйся, не плачь, не грусти», сборник «Второе рождение», 1934 г.).

Превосходное стихотворение Жигулина из того же последнего цикла «Ты о чем звенишь, овес?» (1973), к сожалению, уже написано «салонным поэтом» Алексеем Константиновичем Толстым за 140 лет до Жигулина и широко известно под названием «Колокольчики мои».

Выразительно стихотворение «Дорога».

Все меньше друзей
Остается на свете,
Все дальше огни,
Что когда-то зажег.
Погода напомнила
Осень в Тайшете
И первый на шпалах
Колючий снежок.

«Огни» этого стихотворения зажег не Жигулин, а Павел Васильев. В 1934 году (см. «Избранные стихотворения и поэмы», Москва, 1957 г. в стихотворении под тем же названием «Дорога», стр. 117).

Огни загораются
Реже и реже,
Черны поселенья,
Березы белы.
Стоит мирозданье,
Стоят побережья,
И жвачку в вагонах
Роняют волы.

Поэтическая интонация — собственность поэта. Жигулину еще не поздно избавиться от заимствований и чужих влияний при тех больших рубежах, которые взял в новом цикле стихотворений молодой поэт.