колонии. Купола, силовые подстанции, отчетливо видимый для приборов энергетический луч, связывающий отдельно стоящий преобразователь с повисшим на стационарной орбите кораблем, да и сам корабль, отдаленно напоминающий огромную орбитальную станцию, казались какими-то знакомыми, почти своими, домашними. Андрей прекрасно понимал, что все эти сооружения и аппараты имеют достаточно вычурную в человеческом понимании форму и конструкцию, но упрямое подсознание настойчиво твердило, что такие дизайнерские решения могут прийти в голову только человеку или ему подобным существам. Это была явная уловка, и Серегин с удовлетворением засчитал ее обнаружение как первое очко в свою пользу. Сменив окно программы, Андрей вышел в раздел «наведение». С орбиты, выбранной компьютером для маневра, бомбить оказывалось не только можно, но и нужно, поскольку – весьма удобно. Зафиксировав параметры орбиты, Серегин засчитал себе очко номер два. Теперь ему следовало попытаться установить с чужаками связь. Руководитель полета, генерал Каширин, рекомендовал делать это лишь в случае, если пришельцы покажут, что корабль обнаружен, но Андрей не сомневался, что система защиты является одновременно неплохой сигнализацией, и приказа, таким образом, не нарушал.
Когда компьютер перебрал всевозможные радиочастоты и переключился на лазерную, рентгеновскую и микроволновую технику, Серегин забеспокоился. Подозрительное молчание пришельцев навело Андрея на мысль о том, что «Плутон-13» находится на ложном пути. Все развернутые чужаками купола и постройки могли оказаться простейшей декорацией, призванной отвлечь внимание землян от направления главного удара.
«Что, если они подбираются сейчас к Земле с другой стороны? – промелькнуло в его голове тревожное предположение. – Например, прячутся за Солнцем или в астероидном поясе? Мы поддадимся на уловку, отправим весь боеспособный космофлот за тридевять световых земель, а они тут как тут?!»
Ответ на все опасения пришел в довольно странном, невербальном виде. Это походило скорее на раздробленное в мелкие черепки помутнение сознания. Из мельчайших осколков, прямо в голове, складывались калейдоскопические картинки. Постепенно их сменили куда-то бегущие разноцветные пятна, затем фрагменты незнакомых пейзажей, мелькающие, словно кадры запущенной с превышением скорости кинопленки, и, наконец, вспышки, варьирующие интенсивность от сверхмощных до едва заметных. Видения то набегали, то удалялись. Весь этот хаос роился где-то в глубине сознания, но еще глубже, на самом дне, под действием этих экзотических удобрений зрел и ответ на поставленный вопрос. Пришельцы действительно высадились здесь, на Плутоне, но, кроме Андрея, убедиться в этом не было суждено никому. Все программы специальной подготовки оказались бессильны против защитной системы чужаков, и лишь такие мощные природные нейтрализаторы ментального поля, как мозг Серегина, были способны выстоять в борьбе с барьером. Однако пришельцы совершенно справедливо полагали, что Андрей в своей среде уникален и не станет вредить колонии. Почему чужаки были убеждены в миролюбии землянина, понять Серегин не сумел. Мотивировка этой убежденности, в исполнении собеседников, выглядела как некая колышущаяся и в то же время усыпанная искрами среда, разгадать ассоциативный смысл которой Андрей был бессилен. Он попытался подтолкнуть наметившийся контакт и представил себе, как выглядят собеседники, но в ответ получил танец объемных аспидно-черных клякс на стилизованном лугу, которые поглощали при каждом па огромные участки сине-зеленого фона, стирая его с расцвеченного яркими звездами космического простора. Серегин упрямо повторил попытку, поместив воображаемых пришельцев – на этот раз уже «кляксообразных» – в пространство между голубым небом и желтоватым песчаным пляжем, но черные пятна «сожрали» и этот пейзаж. Оставив наконец бесплодные попытки, Андрей обратил взгляд на смоделированную в экране компьютера поверхность Плутона, и чужаки тотчас высказали свое одобрение, украсив модель крупными самоцветами. Под занавес короткого шоу-контакта они предложили землянину проваливать на свою раскаленную планету и пожелали успехов в белковом синтезе. На требование настырного визитера оставить ему на память весомое доказательство своего миролюбия чужаки, пренебрежительно проигнорировав достижения земной техники, сбросили прямиком на один из контрабандных Лехиных дисков с «мягким порно» запись светопреставления, которую Андрей перевел для себя как «заявление о добрых намерениях». Правда, ключа для расшифровки и преобразования цветных образов в слова хитрые чужаки не дали. Как убедить, например, лишенного фантазии Каширина в том, что вся эта цветомузыка является приветствием дружественных существ, а не ультиматумом о сдаче Земли в двадцать четыре часа, Серегину предстояло придумать самостоятельно.
«Как хотите, – переходя на словесную форму мышления, подумал Андрей, – вас бомбить будут, не меня».
Ответом на это заявление послужил всплеск выдержанных в багровых тонах волн какого-то отчаянно холодного, но величавого океана. Вместо того чтобы рухнуть обратно, в основную массу жидкости, волны вытянулись куда-то за пределы пространства и замерли, словно превратившись в кровавый гель с вкраплениями из темных сгустков неизвестного вещества. Серегин расценил картинку как эквивалент земного: «на все божья воля»...
Чужаки оказались не только легкомысленными, но еще и недальновидными. Андрей, как сумел, растолковал собеседникам причину, по которой их намереваются бомбить, и упомянул о присутствии на Земле еще непонятно чьих эмиссаров. Скрытый в его мыслях вопрос не поставил пришельцев в тупик, и они быстренько состряпали визуальный ряд, из которого следовало, что ни земляне, ни их паразиты не интересуют жителей колонии даже в качестве пищи. Все планеты, вместе с содержимым атмосфер, расположенные к Солнцу ближе, чем Нептун, с точки зрения чужаков были безнадежно «пережарены». Андрею даже не пришлось долго размышлять, чтобы согласиться с тем, что питаться углями, сидя при этом на раскаленной сковороде и запивая трапезу кипящим маслом, удовольствие ниже среднего, а для холодолюбивых пришельцев Земля и прочие внутренние планеты Солнечной системы были именно такими сковородками, кастрюлями и чайниками.
Завершающим аккордом интенсивного диалога был вихрь остроконечных снежинок, светящихся неприлично зелеными огнями. Суть этого напутствия осталась для Серегина такой же загадкой, как и бесконечные волны кровавого океана.
В наступившем после переговоров покое Андрей нашел не только умиротворение, но и пищу для новых размышлений. Теперь все происходящее он рассматривал с абсолютно новой точки зрения и осознавал, что вместе с природной исключительностью на его плечи легла дополнительная ответственность. Причем он не мог разделить ее ни с кем, потому что, кроме записанного пришельцами диска, не имел в своем распоряжении ни одного весомого аргумента в пользу забавных и непосредственных чужаков. Поголовную паранойю земных генералов, да и всех прочих землян, таким слабым доказательством было не преодолеть, но и опускать руки Андрей не имел права.
«Какое мне дело до этих обмороженных импрессионистов? – размышлял он, прогуливаясь по командному отсеку. – Почему я вдруг решил, что обязан спасти их пристанище от набегов «неразумных хазар» с Земли? В конце концов, с такими техническими возможностями они и сами могут за себя постоять. При чем здесь я?»
Он подбросил на ладони перламутровый кусочек пластика с записью послания.
«Диск поможет лишь отчасти. Интерпретировать его содержимое каждый эксперт станет в меру собственной испорченности. Значит, следует придумать какие-то убедительные аргументы. Какие? И кому их предъявить? Каширину, Петрову? Им на увещевания плевать. Враг должен лежать в грунте, вот и вся их логика. Забросить картинки в Сеть, на телевидение? Примут за бред очередного сумасшедшего создателя компьютерных спецэффектов. Связаться с уфологами – пропаду совсем бесславно».
