После десятого удара резиновой дубинкой по спине, рядовой Депп потерял чувство реальности. Ему казалось, что он попал не в трюм корабля-тюрьмы, а в гигантскую бетономешалку. С каждым оборотом бездушный строительный механизм низко ухал и бросал пленного от одной железной стенки к другой, больно припечатывая ноющей спиной к заклепкам и ребрам жесткости.
На самом деле стенки камеры были гладкими, без ребер, и корабль не болтало. Это охранники играли в хоккей резиновыми дубинками, а вместо шайбы у них был Депп. После корректного пленения и относительно приличного обращения на пересыльном пункте космобазы «Альфа», порядки на борту тюрьмы казались просто ночным кошмаром наяву.
– Встать, урод! – потребовал один из охранников, тот, что постоянно норовил попасть дубинкой в пах. – Смирно!
Депп кое-как поднялся на ноги, но выпрямиться не сумел: в животе все сжалось в комок, и любая попытка принять строевую стойку оборачивалась жуткой болью. Отбили, наверное, что-то.
– Чего согнулся, козел?! Встать прямо, нах!
Еще один удар, теперь в живот. Сковывающая боль разлилась выше, и Депп с ужасом понял, что не может дышать. Он рухнул на колени, раскрыл рот, выпучил глаза и захрипел.
– Чмо марсианское, – с презрением бросил охранник и плюнул Деппу в лицо. – Болт, Рыжий, оттащите это говно в сто тридцатую, к пидорам. Там ему только и место, нах. Робот, следующего!
Путь до сто тридцатой камеры был долгим и полным страданий. Охранники не очень заботились об ощущениях пленного, держали его небрежно, трясли и периодически грубо швыряли на перегораживающие коридор решетки, ожидая, пока корабельная система безопасности идентифицирует конвоиров по лоснящимся физиономиям. Наконец все закончилось. Депп получил последнюю на сегодня оплеуху и растянулся на полу камеры.
Минут десять он лежал, мучаясь от сковывающей боли в животе и ломоты в превратившейся в сплошной синяк спине, но потом ему немного полегчало, и он поднял голову. Камера была не тесной, судя по количеству нар – десятиместной. Правда, сидело в ней человек сорок. Депп вспомнил, что говорил охранник, и попытался присмотреться к сокамерникам повнимательнее. Перед глазами долго плавали радужные круги, но в конце концов зрение вернулось. На обещанных надзирателем геев эти люди не походили. Впрочем, Депп слабо представлял себе, как должен выглядеть этот контингент в тюремном варианте. На воле это чаще всего были ухоженные, деликатные и неагрессивные люди.
Заметив, что новичок приходит в себя, трое ближайших к нему сокамерников переглянулись и придвинулись еще ближе.
– Лидиец? – спросил один.
– Да. – Депп на всякий случай отодвинулся к решетчатой двери.
– Чего шарахаешься? Тут все свои. Тебя Гитлер так обработал?
– Кто?
– Сержант-надзиратель Гиле, – пояснил сокамерник. – Мы его Гитлером называем. Скотина редкостная.
– Он же с Титана, – фыркнул второй из троицы. – Там все чокнутые. Накурятся своей «шванки» и звереют просто. Тебя, лидиец, как зовут?
– Депп. Гарри Депп.
– Я Олаф. – Сокамерник протянул руку. – А это Себастьян. Мы с Натали. А вот он – Джин, марсианин.
– Рад познакомиться, – Депп пожал им руки и невольно поморщился от боли. Гитлер и его помощники отбили, казалось, все, что можно.
– В следующий раз, когда бить будут, пальцы береги, – посоветовал Олаф. – Под мышки руки прячь. Группируйся.
Депп представил себе следующий раз и содрогнулся.
– Часто это у вас?
– Бьют? Каждый день. Кого-нибудь обязательно списывают.
– В смысле – убивают?
– Здесь это называется «списывать». Они же на каждого из нас по шестнадцать евро в день получают – ну, на питание, воду, мыло и прочее. А «списанных» ведь можно не сразу из ведомостей вычеркивать. Обычно через неделю это делают. Вот и считай – шестнадцать на семь – по сто двенадцать монет с каждого трупа капитану, старпому и Гитлеру в карманы ложится.
– А как потом они это... объясняют?
– Кому? – Олаф горько усмехнулся. – Правозащитники сюда не прилетают – военный объект, «соновцев» тем более не дождешься, а инспекторы из штаба взятки берут. Я здесь уже полгода – ни одного разбирательства не было. Даже когда полковника с Данаи забили. Обычно офицеров сильно не рихтуют, а тогда перестарались, умер данаец. Но и тут все им с рук сошло. Гитлер про попытку мятежа и план побега историю сочинил, капитан упоил комиссию хреновухой, а старпом кому-то из проверяющих пацана привел. Так и договорились, замяли дельце.
Депп опустил голову. Он совершал в своей жизни немало ошибок, но ни одна из них не была столь непростительной. Надо было поднять тревогу и спокойно погибнуть от руки того подполковника. Умер бы в бою с космодесантом, как герой. И не пришлось бы долго и мучительно подыхать под дубинкой какого-то Гитлера. Или того хуже – не умереть, но превратиться в опущенную, забитую тварь и мучиться потом всю жизнь.
– Ты не вешай нос, Гарри, – посоветовал молчавший до сих пор марсианин. – Скоро все изменится.
Депп поднял на него отсутствующий взгляд.
