телеграфировал о пагубности подобной идеи и о том, что возможно лишь оперативное подчинение французскому командованию русских частей в местах преобладания французских войск.
В Тирасполе, Николаеве и на острове Березань близ Очакова остались огромные склады имущества и вооружения старой русской армии На просьбы ген. Санникова оказать содействие в вывозе этого имущества французы ответили, что склады 'не находятся в зоне Добровольческой армии и принадлежат Директории'. Впоследствии все так и досталось большевикам. За зиму и весну союзница-Франция, трижды спасаемая в войну русскими, не помогла белогвардейцам ни единым патроном, ни единым килограммом военных грузов. Мало того, добровольческая бригада Тимановского, единственное белое соединение, созданное в Одессе и находившееся в оперативном подчинении у французов, снабжалось всем необходимым не ими, а морем из Новороссийска.
При расширении зоны французской оккупации на Херсон и Николаев д'Ансельм запретил введение русской белой администрации за пределами Одессы, оставив там гражданскую власть Директории. В результате неразбериха только усилилась. Например, в Николаеве образовалось сразу пять властей — Городская демократическая Дума (полубольшевистская), петлюровский комиссар, Совет рабочих депутатов, Совет депутатов германского гарнизона, еще не уехавшего на родину, и французский комендант. Властей, кстати, и в Одессе хватало. Кроме французской и губернаторской, была третья, неофициальная — мафия. Она и до революции тут была сильная из-за географического положения, торгового узла, контрабанды. Способствовало организации мафии и то, что в Одессе, как Нью-Йорке, существовали большие «национальные» районы — еврейские, греческие, арнаутские, молдаванские и пр., со своей внутренней жизнью, внутренними связями, со стекающейся в них отовсюду на заработки национальной голытьбой. Годы революции добавили к этому массу оружия, безработных, хулиганов, крушение органов правопорядка, возведение контрабанды в легальный, а бандитизма — в очень легкий бизнес. Новые преступники устремились сюда из мест, где было труднее действовать, — из Совдепии, из Ростова, где прижимали казаки. Нахлынули новые спекулянты к открывшемуся 'окну в Европу', воры и налетчики «пощипать» беженцев из Совдепии, обративших все свое достояние в деньги и ценности. Королем мафии был Мишка Япончик. По свидетельству красного командира и дипломата Н. Равича, 'армия Молдаванки', прямо или косвенно контролируемая Япончиком, достигала 20 тыс. человек. С большевиками, всячески поддерживающими и подпитывающими разложение, он уживался в полном контакте и взаимопомощи, обмениваясь с красным подпольем взаимными услугами. Зато Гришин-Алмазов, тщетно пытавшийся своими силами навести хоть какой-то порядок, был за это заочно приговорен мафией к смерти. Поэтому по городу он ездил в автомобиле на полной скорости — периодически в него стреляли из-за углов.
Между тем, пока союзники бездействовали и мешали действовать добровольцам, пока Одесса жила в бестолковой суете, дела на фронтах становились все хуже. Красные углублялись на Дон, захватывали Украину. Деникин обращался к французам за помощью не один и не два раза. Напоминая о прошлогодних договоренностях и обещаниях, он слал телеграммы генералу Бертелло — 22.12, 17.01, 2.03, 14.03, главнокомандующему союзными войсками в Восточной Европе ген. Франше д'Эспре 22.12, 18.01, 28.01, 11.02, 15.02, Верховному Главнокомандующему союзными войсками маршалу Фошу — 28.01, 4.03. Все эти обращения остались без ответа. А тем временем за спиной белогвардейцев шли сплошные закулисные махинации. Ранее уже упоминалось, как капитан Фукэ пытался навязать атаману Краснову соглашение о признании Доном политического и военного руководства Франше д'Эспре. И, кстати, примерно в это же время в Сибири французский представитель ген. Жанен предъявлял претензии на главное командование русскими и союзными армиями, отвергнутые Колчаком. Так что хамское отношение к бывшим союзникам можно считать не случайностью, а общей позицией Франции зимой и весной 1919 г.
Деникин предупреждал Бертелло, что петлюровщина вырождается, распадаясь на шайки грабителей и примыкая к большевизму. К февралю Красная армия сосредоточилась на фронте от Луганска до Екатеринослава, угрожая Ростову, Донбассу, Таврии, Крыму. Деникин решил перебросить бригаду Тимановского на усиление малочисленной Крымско-Азовской армии. Но д'Ансельм, ссылаясь на приказ Бертелло, распорядился добровольческие части из Одессы не выпускать, считая ее «угрожаемой». Однако, несмотря на «угрожаемость», в 'жемчужине у моря' продолжалась беспечная жизнь, наполненная легкомысленными политическими интригами, веселым времяпрепровождением, разгулом темного бизнеса и твердой верой в надежную защиту. Хотя Одессу уже отделяла от большевиков только тоненькая и ненадежная перегородка петлюровских отрядов.
Разумеется, никакой путной армии петлюровская Украина создать не смогла. Наскоро собираемое ею ополчение или сдавалось красным, или разбегалось, или отступало почти без сопротивления. Вскоре Директорию «попросили» и из Винницы. Она переехала в Тернополь. К французам большевики до поры до времени приглядывались. Боялись их. Предоставляли им самим разлагаться в одесском бездействии, помогали разложению усиленной пропагандой и копили силы. А поняв, что 'оно не кусается', начали наглеть. На Одессу двинулась 20-тысячная «бригада» атамана Григорьева. Григорьев успел послужить в царской армии в чине штабс-капитана, потом в частях Центральной Рады, потом гетману, потом петлюровцам, а потом перешел к красным со своим войском, состоявшим из крестьян-повстанцев и всевозможного сброда. Через месяц-другой, восстав против Советской власти, эти же отряды станут 'бандами убийц', и фотовитрины Киева будут взывать 'Идите в Красную армию защищать ваших дочерей и жен!', демонстрируя художества григорьевцев: фотографии изнасилованных девушек, загоняемых прикладами топиться в пруд, отрубленные головы, трупы стариков с выдранными бородами и выколотыми глазами, женщин с отрезанными грудями и вспоротыми животами. Умалчивая, откуда же у красных взялись подобные снимки. А оттуда, они делались при походе григорьевцев не на Киев, а еще на Одессу, когда «банды» были бригадой 2-й Украинской дивизии, 'доблестными красными войсками' и шли с благородной целью бить буржуев, белогвардейцев и интервентов.
И марта Григорьев внезапно атаковал Херсон. Командование союзников легкомысленно держало здесь довольно маленький гарнизон — батальон греков и роту французов при 2 орудиях. Одна греческая рота была выдвинута на станцию в 2 км от города. На нее и навалились после сильного артиллерийского обстрела. Греки начали отступать. Увидев успехи красных, забурлило местное население. Вооруженные отряды рабочих подняли большевики, выступили бандиты и портовая рвань, кинувшиеся грабить. Из тюрьмы выпустили заключенных — и политических, и уголовников, причем при активном участии разложившихся французских матросов. На кораблях стали прибывать подкрепления, но солдаты 176-го французского полка сначала не хотели высаживаться, а потом отказались идти в бой. Стало ясно, что в создавшейся ситуации города не удержать. Войскам было приказано отходить к кораблям для посадки. Красные, видя это, засыпали снарядами всю пристань, и союзникам пришлось грузиться под огнем. Херсон был оставлен, французы и греки потеряли 400 чел., в том числе 14 офицеров.
Ошалевшее от поражения и от потерь французское командование по совершенно непонятной причине приказало тут же эвакуировать и Николаев. Все войска оттуда вывезли в Одессу, бросив без боя и город, и всю 150-километровую территорию между Днепром и Тилигульским лиманом с сильной крепостью Очаков и двумя крупными военными складами. Обнаглевшему атаману с налета, за здорово живешь достались два больших, богатых города с роскошным гарниром! У французов родилась идея по опыту Салоникского укрепрайона: создать в Одессе 'укрепленный лагерь'. Приступили к разметкам местности, подготовке инженерных работ.
Тем временем последовало новое поражение. У станции Березовка была сосредоточена довольно сильная группировка союзников — 2 тыс. чел., 6 орудий, имелись даже 5 танков — новейшее по тем временам оружие. Красные обстреляли их из двух пушек и повели наступление жидкой цепью. В это время в тылу, в поселке Березовка, произошла какая-то беспорядочная стрельба. Началась паника, и войска побежали, бросив не только танки, артиллерию и эшелоны с припасами, но даже шинели. И отступали 80 километров до самой Одессы. В довершение позора к Березовке подошла горстка белогвардейцев из бригады Тимановского, всего 2 эскадрона Сводного кавалерийского полка, и своей атакой прогнали красных, обративших в бегство войска союзников. Долго удерживать станцию и прилегающую территорию малочисленный отряд был не в состоянии, вывести танки — тоже, поэтому их просто привели в негодность. Один из этих испорченных танков победитель Григорьев послал в Москву в подарок Ленину.
Но французское командование, несмотря на то, что все его действия приводили к грубым просчетам и красные опасно приблизились к Одессе, упрямо продолжало мудрить в 'русской политике'. Продолжались интриги и нелепые политические махинации. В результате этих интриг консул Энно, женатый на одесской
