научились лепить глиняную посуду, осваивали методики ее обжига. Развивалось искусство плетения, обычным предметом обихода стали корзины, которые иногда обмазывались глиной для хранения сыпучих продуктов. Да и горшки порой изготовлялись на плетеном каркасе из прутьев.
По археологическим находкам видно, что и сами орудия труда стали приобретать «персональный» характер, их старались изготовлять такими, чтобы владельцу было приятно иметь хорошие вещи и работать ими. Лезвия каменных топоров тщательно шлифовались, гарпуны и кинжалы украшались причудливой резьбой. А по ряду косвенных признаков можно прийти к выводу, что у человека развивалось абстрактное мышление: прежде распространенная от Пиренеев до Урала «мадленская живопись» с детальными изображениями животных исчезла. А на смену ей приходят рисунки не менее искусные, но схематические, переходящие в системы символов и орнаментов. Существовала своя культура, религия. Строились святилища открытого типа. Вырезались из дерева идолы, некоторые из них сохранились в торфяниках и были обнаружены археологами. Кладбища обычно отделялись от поселения — их устраивали на другом берегу реки, на каком-нибудь обособленном острове.
Новые технологии позволили изготовлять более совершенные конструкции. Начали строиться большие составные лодки. А зимой выпадало много снега, но одновременно морозы делали проходимыми реки и болота. И появляются лыжи, сани. Лыжи делались и плетеные, и цельнодеревянные, для лучшего скольжения обтягивались шкурами мехом наружу. Сани изготовляли уже составными, соединяя различные детали пазами и клиньями. Подобные средства передвижения позволяли преодолевать значительные расстояния. Лесные селения этой эпохи были очень редкими, разбросанными друг от друга на десятки, а то и сотни километров. Но жили они отнюдь не изолированно, поддерживали между собой регулярную связь. Организовывались крупные совместные предприятия вроде сезонных походов для добычи морского и озерного зверя.
Ладожское, Онежское, Белое, Чудское и другие озера были гораздо больше, чем сейчас. И на их островах существовали лежбища тюленей. Много морского зверя было на Балтийском, Белом морях. Охота на него могла дать значительное количество жира, мяса, шкур, сравнимое с облавными охотами ледникового периода. Для таких походов строились большие лодки, берущие на борт по 6–10 человек. И отправлялись эскадрами в десятки лодок. То есть в предприятиях участвовали люди многих поселков. Следовательно, существовала межродовая организация, контакты между собой. А раз такие контакты были, то, вероятно, устраивались и другие встречи, какие-то совместные ритуалы, праздники.
Археологические находки показывают, что люди эпохи неолита предпринимали дальние путешествия и для меновой торговли. Предметами ее были кремень для изготовления орудий труда, раковины для украшений, моржовая и тюленья кость, соль. Для таких сообщений была разработана стационарная система речных путей, снабженная «дорожными знаками» — это выбитые на больших прибрежных валунах отметки в виде следа босой ноги, которые кое-где сохранились до сих пор. Когда-то они обозначали направление движения, места поворотов из реки в притоки, волоки. Для сравнения отметим, что в Средиземноморье в это время все еще обитали весьма дикие племена, замусоривавшие берега «кухонными кучами». Они питались за счет собирательства — тем, что вынесет прибой, главным образом моллюсками. И каждая стоянка отмечалась горами выеденных раковин.
ВСЕГДА ЛИ ПРАВДИВА НАУКА?
Прежде чем продолжить наше повествование, необходимо сделать отступление и коснуться методов, коими добываются сведения о прошлом. Ведь письменная история человечества прослежена лишь на интервале чуть больше трех тысячелетий, да и то фрагментарно, с огромными временными и пространственными «пробелами». А основной багаж информации поставляет археология. Казалось бы — она «всемогуща», вскрывая неведомые цивилизации и следы исчезнувших народов…
В действительности это не так. Потому что археологические находки надо интерпретировать. А методики подобной интерпретации весьма и весьма несовершенны. Обычно археология оперирует понятием «культур». Которые к самим древним народам имеют не прямое, а лишь косвенное отношение. Выделяются несколько характерных деталей, они и служат показателем принадлежности к той или иной археологической культуре. Причем выделить значительный комплекс бытовых предметов, однозначно определявший жизнь той или иной общности, удается крайне редко. Чаще берутся один-два признака. Например, тип захоронений. Или тип керамики. И всю территорию, где распространялись такие захоронения или керамика, относят к данной культуре. Подразумевается — к некоему народу.
Хотя на самом-то деле территория расселения этноса или границы государства вовсе не обязаны соответствовать археологической культуре. Тип захоронений определяется религиозными верованиями, а они могли быть близкими у нескольких народов. Могли и изменяться со временем. Ну а индикация с помощью керамики и прочих бытовых предметов способна дать еще более грубые ошибки. По мере технического прогресса и общения с соседями вещи совершенствуются, перенимаются друг у друга — каждому хочется иметь изделия получше. И вот, допустим, где-то внедрилась мода расписывать свои горшки иначе, чем раньше. Разве после этого народ стал уже другим? Но по археологическим критериям получается именно так. Была одна культура, ее сменила другая. И вытекают предположения, что прежний народ куда-то ушел. Или был завоеван пришельцами, принесшими новую технологию.
Некорректность отождествления материальной культуры с этносами весьма образно продемонстрировал Л. Н. Гумилев, указавший, что археолог XXX в. при изысканиях на территории Ленинграда «выделит «культуру глиняных горшков», «культуру фарфора», «культуру алюминиевых мисок», «культуру пластмассовых блюдец». При раскопках жилищ он разнесет по разным «культурам» дворцы в стиле ампир, кирпичные доходные дома и блочные строения. Все эти дома он обязан, согласно постулату, интерпретировать как памятники особых этносов. А ведь для примера взята 250-летняя история одного города».
Еще проблематичнее дело обстоит с датированием археологических находок. В середине XX в. был открыт метод, основанный на исследовании радиоактивных изотопов, обладающих известным периодом полураспада. Чаще всего это радиоуглеродный анализ, измеряющий количество изотопа С14. Данный метод произвел настоящую революцию в археологии, поскольку наконец-то позволил устанавливать абсолютный возраст находок.
Но по мере его использования выяснилось, что он не всегда применим, иногда способен давать значительные погрешности. Причем по мере увеличения возраста находок количество еще не распавшегося изотопа С14 в них уменьшается, и, соответственно, погрешность возрастает. Очень сложным и хлопотным оказывается выбор образцов для анализа, оценка правильности полученных данных — скажем, при определении возраста деревянного изделия радиоуглеродный анализ дает возраст дерева, а не изделия. Соседство с предметами, имеющими повышенный радиоактивный фон, способно значительно исказить результаты.
И вдобавок, основная база археологических данных накапливалась задолго до открытия радиоуглеродного анализа. Да и сейчас его используют не всегда и не везде — и из-за технических сложностей, и по финансовым причинам, поскольку это очень дорого. И в конце концов радиоизотопные методы остались вспомогательными. А в качестве основных наука до сих пор пользуется старыми методами «стратификации» и «типологии». Стратификация — это порядок залегания культурных слоев в раскопах, позволяющий определить не абсолютный, а относительный возраст находок. Что лежит глубже, то и старше. А на основе этого составляют типологические цепочки эволюции тех или иных предметов — керамики, оружия и т. д. Привязка подобных цепочек к абсолютным датам весьма условна. И не только условна, но и субъективна.
Допустим, удалось четко датировать разгромленный врагами древний город. Там найдены черепки кувшинов, мечи, стрелы, украшения. Это и будет «привязкой». От которой выстраиваются цепочки, пространственная и временная. Нашли в других местах похожие по технологиям изготовления черепки, мечи — и ученые начинают рассуждать, за сколько времени такие технологии могли распространиться от одного региона к другому. Рассуждать теоретически — не как было на самом деле, это остается неизвестным, а как думают сами ученые. И направления распространения технического прогресса тоже задаются заведомо
