восточнее.
На Урале и в Предуралье жили угры — предки венгров и башкир. На левобережье Нижнего Дона обитали залы, давшие имя реке Сал и Сальским степям — вероятно, это был сарматский народ. На Кавказе армянские источники упоминают «царей лезгин» и «дзурдзуков» — предков чеченцев и ингушей. Изрядная доля аланов ушла на запад, но их царство все еще оставалось самым сильным в Северокавказском регионе.
А по Кубани расселились касоги или кашаки, попавшие в зависимость от Алании. Арабский автор Аль-Масуди писал о них: «За царством алан находится народ, именуемый кашак, живущий между горой Кабх (Казбек) и Румским (Черным) морем. Народ этот исповедует веру магов. Среди племен тех мест нет народа более изысканной наружности, с более чистыми лицами, нет более красивых мужчин и более прекрасных женщин, более стройных, более тонких в поясе, с более выпуклой линией бедер и ягодиц. Наедине их женщины, как описывают, отличаются сладостностью. Аланы более сильны, чем кашаки. Причина их слабости по сравнению с аланами в том, что они не позволяют поставить над собой царя, который объединил бы их. В таком случае ни аланы, ни какой другой народ не смогли бы их покорить».
В конце V в. в Восточной Европе появились еще одни пришельцы — сабиры. Это был древний индоарийский народ, родственный киммерийцам и в какой-то степени праславянам. Он обитал раньше по границе сибирской тайги и степей и дал свое имя Сибири. Теперь же в ходе среднеазиатских войн и передвижек сабиры были вытеснены с мест проживания абарами и обосновались в Дагестане [55,56].
Обстановка в Причерноморье в данный период во многом определялась противостоянием двух великих держав, Византии и Ирана. Между ними шла постоянная война, никогда надолго не прекращавшаяся. И на севере вовсю действовала дипломатия обеих империй. Чтобы, с одной стороны, обезопасить собственные границы. А с другой, натравить здешние народы на соперников. Особенно преуспели в этих играх греки. Они установили тесные связи с крымскими готами, даже сменившими арианство на православие. Вовлекли в союз аланов. А потом и сабиров. Те и другие принялись совершать набеги на Персию.
Но и в самом Иране началась полоса бедствий. В начале 490-х случилась засуха, добавилось нашествие саранчи. Несмотря на меры, предпринимавшиеся шахом Кавадом, разразился голод. И народные волнения. А на их гребне выдвинулся визирь Маздак. Он был сторонником каких-то гностических или манихейских учений, объявлявших существующий мир царством зла. И верил в торжество «разума». Выдвинул концепцию, что несправедливость и имущественное неравенство — следствие «неразумности». А значит, надо «исправить мир». Путем «экспроприацию экспроприаторов». Вряд ли он до всего этого додумался сам. За Маздаком стояли вавилонские евреи-каббалисты, надеявшиеся дорваться до власти и погреть руки. Вероятно, поддерживали его и тайные манихейские общины.
Шаха заставили подчиниться программе реформ, и пошла вакханалия террора и грабежей. Знать и богатые слои общества объявлялись «сторонниками зла», их казнили. Как гласит местная хроника «по всей стране… отнимали у богатых жилища, женщин, имущество». Женщины из гаремов «обобществлялись», так как маздакиты во имя «справедливости» постановили иметь общих жен. А шаха держали в качестве марионетки, его именем Маздак прикрывал свои решения. Конечно, благоденствия и равенства все равно не получалось, награбленного на всех не хватало. Львиная доля доставалась лидерам революции — это считалось «справедливым», ведь они были главными поборниками «добра» и «разума». Ну а тех, кто пытался протестовать — например, крестьян, не желавших «обобществлять» своих жен, безжалостно репрессировали. Многие бежали в соседние страны.
В результате такой бучи Персия подорвала собственные силы и для Византии угрозы не представляла. Но оттуда теперь ползли разрушительные революционные идеи. А с севера в 490-х гг. начались набеги славян и болгар. Теплых чувств к заносчивым ромеям славяне никогда не питали, счеты к ним копились еще со времен Траяна. Да и возможность пограбить играла не последнюю роль. Болгары охотно составили компанию славянам, и вторгшиеся отряды докатывались до самого Константинополя. Чтобы обезопасить столицу, император Анастасий начал строить Длинные стены в 40 км от города — они протянулись от Мраморного моря до Босфора. Но шел и другой процесс. Некоторые племена стали переходить на византийскую территорию и селиться на землях, опустошенных прежде готами и гуннами. Например, таким образом осело в Македонии племя велесичей. Со славянской проблемой пришлось столкнуться и следующему императору, Юстину. В 519 г. перешло Дунай большое войско антов. Оно было разгромлено стратигом Фракии Германом, перебившим при этом всех пленных и раненых.
Кстати, политической особенностью Византии было, как и в Риме, отсутствие наследственного права. Императоры выбирали себе преемников сами, в том числе не из родственников. «Родство» в таких случаях обеспечивалось через усыновление, браки с дочерьми или сестрами монарха. Часто подобное наследование становилось причиной смут и интриг. Но оно же порой способствовало выдвижению на престол талантливых личностей. Так было и с Юстином и его племянником Юстинианом. Оба они, как и жена Юстиниана Феодора, были чудовищно оклеветаны в истории. Преуспел в этом заразившийся «либеральным» мировоззрением Прокопий Кесарийский. Который наряду с официальными трудами, восхвалявшими властителей, создал «Секретную историю», предназначенную не для современников, а для потомков. Солдата-македонянина Юстина изобразил неграмотным тупицей, Юстиниана — повесой и коварным злодеем, особенно расстарался в отношении Феодоры, бывшей актрисы, представив ее чуть ли не гетерой, соблазнами тела влезшей на трон.
Многими историками было доказано, что «Секретная история» является политическим памфлетом [208]. Если ремесло актрисы действительно считалось в Византии позорным, то Феодора вполне это сознавала и прошла долгий и тяжкий путь покаяния, пока Церковь ее (и она сама себя) не сочла достойной занимать полноправное положение в обществе. И стала для Юстиниана не только верной и любящей супругой, но и ценной помощницей. А он, во многом благодаря жене, сумел стать одним из лучших правителей Византии во все времена. Он подавил распространявшиеся из Ирана волны революционных веяний, которые под флагами разных ересей вызывли восстания в Сирии, Малой Азии и бессмысленный мятеж «Ника», уничтоживший половину Константинополя. Был осуществлен колоссальный труд по кодификации всего римского права с древнейших времен. При Юстиниане развернулось интенсивное градостроительство, и, в частности, был возведен знаменитый храм Св. Софии.
Персии в это время тоже удалось справиться со смутой. В 529 г. принц Хосрой Ануширван собрал в Средней Азии войско из эмигрантов, привлек в помощь саков и эфталитов, разгромил революционеров и повесил Маздака. Казнили и его сторонников — озлобление против них было так велико, что о них даже считали зазорным пачкать мечи и закапывали живыми. И теперь уже уцелевшие революционеры разбегались в сопредельные страны. Но восстановить прежнее могущество Ирану было не просто. И перед Юстинианом встала дилемма — добивать ослабленную Персию или довольствоваться тем, что она не может напасть, и решать политические задачи на западе. Он выбрал второе. А своей сверхзадачей он видел восстановление Римской империи.
Облегчали ее раздоры в германских королевствах. Теодорих, первый остготский король Италии, фанатично преклонялся перед всем римским, старался привлечь на свою сторону симпатии старой аристократии и создать некий римско-германский симбиоз. Но ничего хорошего из этого не вышло. Заносчивые сенаторы презирали «варваров», сносились с Константинополем, ожидая от него «освобождения». А после смерти Теодориха и германская знать передралась в борьбе за престол. Склоки шли и в других королевствах. И полководцы Юстиниана Велизарий и Нерсес отвоевали у вандалов Северную Африку, отбили у вестготов часть Испании. Высадились в Италии. Но готы сразу объединились против византийцев. А от беспомощных римлян ждать реальной поддержки не приходилось. И война в Италии затянулась на 18 лет.
А набеги славян не прекращались. Наоборот, во времена Юстиниана они стали сущим бедствием. Правда, здесь стоит отметить еще одну византийскую традицию, унаследованную от Рима. Умалчивать о своих неудачах. Поэтому сведения о славянских вторжениях мы имеем весьма отрывочные. Из житий святых, из той же «Секретной истории» Прокопия — старавшегося показать, как плохо жилось при Юстиниане. За точность подобного источника ручаться не приходится, многое может быть преувеличено. Прокопий писал: «Иллирия и Фракия полностью, охватывая всю территорию от Ионийского залива до окраин Византии, включая Грецию и фракийский Херсонес, захлестывались практически каждый год гуннами (
