как нечто нормальное. Они просто «не замечали», если их товарищу и его даме захотелось удовлетворить свои желания.
Вопрос о верованиях славян будет разобран особо. Но здесь хотелось бы коснуться еще одного крайне неверного штампа, внедрившегося в отечественную науку. О каком-то общемировом «славянском единстве» и «славянском братстве». Впервые эта идея прозвучала в XVII в., а развитие получила в XIX в. в рамках искусственно раздутого учения «панславизма». В XX в. те же теории были подхвачены «пролетарским интернационализмом». И… задним числом перекинуты в прошлое. Рассуждалось о едином славянстве, которое потом разделилось на три ветви, западную, восточную и южную. А потом каждая из них раздробилась на племена. Это глубокая ошибка. Выше уже рассматривалось, что славяне в Прибалтике, Прикарпатье, на Дунае формировались из разных этнических субстратов, испытывали далеко не одинаковые внешние воздействия и влияния. И говорить о «славянском единстве» столь же нелепо, как о германском — о «братстве» нынешних немцев, англичан, голландцев…
А уж славян, живших тысячу с лишним лет назад, совершенно безграмотно подгонять к какому-то идеалу «единства». Разными народами были не только чехи и русичи. Не были одним народом и восточнославянские племена. Они являлись отнюдь не «субэтносами», как указывает Гумилев, нарушая собственное определение субэтноса — «таксономические единицы внутри этноса как зримого целого, не нарушающие его единства» [61]. Еще не существовало этого «зримого целого» и «единства». И поляне, северяне, древляне, кривичи, вятичи, словене, родимичи являлись
Нередко и воевали друг с другом, не менее жестоко, чем с не-славянами. Одно время очень усилились лютичи. Согласно западноевропейским легендам, их войско доходило до Полоцка [141]. Чешские предания сообщают о страшной войне с лужичанами, которые под предводительством князя Властислава громили соседей, облагали данью, угоняли пленных, продавая в рабство франкам и еврейским купцам [79]. «Повесть временных лет» рассказывала, что поляне «быша обидимы древлянами и иными околными».
Ярким свидетельством того, до какой степени доходила вражда, служит и сама «Повесть временных лет» — несмотря на то, что она писалась в конце XI — начале XII вв., когда все племена давно слились в составе Руси, киевлянин Нестор постарался только полян изобразить единственными носителями культуры, «мудрыми и смысленными», а всех их соседей грубо и грязно оболгал. Выставил совершенными дикарями, жившими «звериньским образом», не зная ни правды, ни закона, ни государственности, ни брачных союзов. И ведь оболгал-то не случайно, а преднамеренно, поскольку тут же, в собственной работе упоминает и о княжении, и о процветании на землях других племен, и о сватовстве, и о семьях. А те языческие обряды, которые он приписывает им, были до крещения присущи и самим полянам. Впрочем, «мудрые и смысленые» поляне, надо думать, тоже были «не сахар», раз умудрились перессориться со всеми соседями. А крепости, обнаруженные на территориях древлян и северян, прикрывали их границы со стороны Киева. Уж конечно, они возводились не ради пустой забавы.
ЗАПАД И ВОСТОК
В Западной Европе самой могущественной была держава франков. В ходе Великого Переселения они благоразумно не полезли в драки вокруг Рима, а захватывали то, что «плохо лежит». И их государство раскинулось на территориях нынешних Франции, Бельгии, Голландии, изрядной части Германии. Но после смерти первого короля Хлодвига его владения сразу же развалились на три части, Нейстрию, Бургундию и Австразию, враждовавшие между собой. А франкские короли из династии Меровингов, раздав земли и богатства вассалам, постепенно утратили всякую реальную власть. Она перешла к королевским майордомам (управляющим двором). И сами монархи полностью зависели от своих управляющих. Летописец Эйнгард сообщал: «Даже расходы на весьма скудное питание оплачивал майордом, и то в зависимости от настроения. Если королю надо было куда-нибудь поехать, ему подавали, как простому крестьянину, повозку, запряженную быками».
Распад государства углублялся. Выделилась самостоятельная Бретань. С севера совершали набеги саксы. С юга вторгались арабы, отхватив Прованс. Очень усилилось герцогство Баварское — против аваров восстали славяне Австрии, Каринтии и Крайны (Словении и Хорватии), попросили помощи у Баварии и выразили желание перейти в ее подданство. Это оказалось выгодно обеим сторонам. Славяне сохранили собственные порядки и самоуправление, далекие баварские герцоги их не притесняли и не обирали. Зато, опираясь на силы славян, герцоги стали вести себя независимо от королей.
Но в VIII в. среди майордомов выделился умный и энергичный Карл Мартелл. Он провел ряд реформ, направленных на усиление государственности. И начал борьбу за объединение франкских земель. Способствовала этому и арабская опасность, диктовавшая феодалам необходимось сближения. В результате Карлу удалось добиться централизации власти, разгромить и выгнать мусульман, осваивавших Южную Францию.
Византия же в это время крепко нагадила сама себе. Как отмечалось в предыдущих главах, побочным продуктом арабских завоеваний стал выброс с территории халифата всевозможных сектантов и еретиков. Они оседали в приграничных районах, и ересями оказались заражены византийские войска, ряд военачальников. В том числе занявший императорский престол Лев III Исавр. Он происходил из Исаврии — горной области на границе с Сирией. Одни источники считают его тайным иудеем, крещеным только для видимости. Другие полагают, что он принадлежал к павликианам или подобной им секте (во всяком случае, к павликианам он во время своего царствования относился очень лояльно) [208].
В 726 г. Лев начал кампанию иконоборчества. Официальным ее обоснованием провозглашалось требование противостоять мусульманской пропаганде, обвинявшей христиан в «идолопоклонстве». Но фактически развернулась атака на христианство. Первым актом стало демонстративное уничтожение лика Спасителя-Антифонита, помещенного на дворцовых воротах и считавшегося чудотворным. Когда направленный для этого офицер стал крушить лик секирой, возмутились горожанки и убили нечестивца. Император послал воинов, и они учинили жуткую резню женщин. Пошло уничтожение икон по всей стране. В ответ вспыхнуло восстание в Греции, жестоко подавленное.
Иконоборчество стало поводом для отделения Рима. Именно поводом, а не причиной. Римские папы давно уже своевольничали и косили на сторону. Придравшись к мелким формальностям, не принимали эдиктов Константа, Константина IV, Юлиана II, как и самозванцев Филиппика, Анастасия. Ну а тут сам император подарил предлог послать его подальше, да еще и быть при этом правыми! Папа Григорий гневно обрушился на Льва и практически разорвал отношения с Константинополем. Отпали и другие итальянские владения Византии. Они стали прибежищем для множества иконопочитателей, священников и монахов, подвергавшихся гонениям на родине. Для Италии, в то время нищей и темной, такой приток культурных сил оказался очень кстати.
Но при этом византийские города и области на Апеннинском полуострове остались один на один с внешними врагами. Лангобарды захватили Равенну. Предпринимали походы на Рим, тесня папу. Пошла буза и внутри отпавших византийских владений. Одни граждане стояли за возвращение под власть и защиту императора, другие противились. Добавляли смуту манихеи, получившие прибежище у лангобардов. Они распространяли свое учение по Италии, возникали общины «патаренов». От манихеев почковались и секты сатанистов — ведь если материальный мир «от лукавого», то почему было не поклониться ему?
Рим оказался в очень тяжелом положении. Сыграл на этом франкский майордом Карл Мартелл — начал оказывать папе помощь, чем упрочил и собственную власть. А после смерти Пипина майордомом стал его сын Пипин Короткий. Он продолжил политику покровительства римскому первосвященнику. Побил лангобардов. Отвоевал для папы самостоятельное светское государство, объявив себя его защитником. А за
