штанах с двумя наганами за поясом — ее 'личный рекорд' составлял 52 чел. за одну ночь. Славился своими развлечениями и председатель ЧК Саджая, действовавший под именем 'доктор Калинченко'. На празднование своих именин он приказал привести трех самых толстых «буржуев» и тут же убил их с крайней жестокостью. А всего в Одессе в 1920 г. только по красным официальным данным было казнено 7 тыс. чел., по неофициальным — 10–15 тыс. За первые два месяца 1921 г., согласно чекистскому отчету — еще 1418…
Так же, как раньше в Киеве, широко осуществлялись различные провокации. Например, действовала некая баронесса Штерн, якобы прибывшая из Константинополя и предлагающая переправить туда всех желающих. Деньги и ценности при этом требовалось передать на хранение этой Штерн, после чего доверившегося арестовывали. Потом стала работать новая «крыша» 'Статистический отдел наркомздрава РСФСР', где подвизались чекисты Заковский, Михайловский и Ксения Михайловская. Она ловила неосторожных на фиктивную подпольную организацию, распространяя 'белые прокламации' и предлагая деньги на поддержание «сочувствующим», после чего и сдавала их.
Вероятно, то же самое, что в Архангельске или Одессе, ожидало захваченных на Сев. Кавказе, но здесь многих пленных спасла война с Польшей. Точнее, подарила отсрочку, и их под лозунгами защиты Отечества от внешнего врага стали брать в Красную Армию. Но и здесь пошла «зачистка», хоть и в меньших масштабах. В Новороссийске периодически объявлялся 'день тюрьмы', когда жителям запрещалось выходить из домов, и производились облавы и аресты. В Ставрополе прошла кампания показательных казней за «недоносительство», под которую попали семьи тех, кто не сообщил о своих скрывающихся родственниках. 60 чел. женщин, стариков и детей 15–16 лет были зарублены шашками. В Пятигорске всех врачей и медсестер за оказание помощи раненым казакам подвергли публичной порке. А в Екатеринодаре зверствовал Георгий Атарбеков, который однажды зарезал даже собственную секретаршу у себя в кабинете. Он занимался и «усмирением» горцев, переезжая из аула в аул, где, по словам очевидцев, 'забивал людей как скот на бойне'. Когда в августе 1920 г. на Кубани высадился десант Врангеля, Атарбеков учинил массовую расправу над заключенными екатеринодарских тюрем, в ходе которой было уничтожено около 2 тыс. чел. Одних выводили по 100 на мост через Кубань и косили из пулеметов, других пачками расстреливали в тюремном дворе. В течение осени тут было казнено еще более тысячи арестованных.
Но все до сих пор известные масштабы перехлестнул террор после взятия Крыма. Еще в период боев за полуостров Фрунзе предложил амнистию и свободный выезд сдающимся, но Ленин строго одернул его и потребовал 'расправиться беспощадно'. Хотя параллельно предпринимались все усилия, чтобы поменьше белогвардейцев и гражданских лиц эвакуировалось за рубеж распространялись провокационные листовки об амнистии за подписью РВС армий и ген. Брусилова, слухи об окончании красного террора. И многие действительно оставались, а другие просто не смогли выехать — количество беженцев в Крыму накапливалось всю войну. На собрании московского партактива 6. 12. 1920 г. Ленин цинично заявил: 'В Крыму сейчас 300 тысяч буржуазии. Это — источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам. Но мы их не боимся. Мы говорим, что возьмем их, распределим, подчиним, переварим'.
Это «переваривание» началось сразу после победы. Так, командарм 2-й Конной Миронов докладывал о 10 тысячах вырубленных «отступающих». Хотя на самом деле белые войска он так и не догнал, и его кавалерия рубила кого попало. Истребляли больных и раненых в захваченных лазаретах. Но и это была лишь стихийная фаза. А для организованных расправ вся власть в Крыму была передана 'особой тройке' из председателя Крымского ВРК Бела Куна, секретаря обкома партии и его любовницы Розалии Землячки и председателя ЧК Михельсона. И Кун заявил, что 'Крым — это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выйдет'. Для успокоения населения было объявлено, что победивший пролетариат великодушен и мстить не собирается. Но «горловины» полуострова запечатали кордонами — выезд разрешался только за личной подписью Бела Куна. А потом вышел приказ об обязательной явке всех офицеров на перерегистрацию. Всех явившихся арестовали — и пошла мясорубка. В первую же ночь в Симферополе было расстреляно 1800 чел., в Феодосии — 420, в Керчи — 1300, в Севастополе — свыше 1600, а во второй день — 1200, в санаториях Алупки — 272 — и больных, и медперсонал.
Мгновенно террор перекинулся и на мирное население. К примеру, в Севастополе казнили 500 портовых рабочих, помогавших грузить белые суда. Хватали членов семей, медсестер, врачей, учителей, юристов, священников. По городам пошли повальные облавы с систематическим оцеплением и прочесыванием жилых кварталов. Агенты ЧК и особотделов шныряли по улицам, задерживая людей просто по признаку хорошей одежды. Потом пошли аресты по анкетам всем лицам старше 16 лет предписывалось ответить на 40–50 вопросов, а через 2 недели явиться со своей анкетой в ЧК для «собеседования». Если же вместо собеседования человек сбежит, расстреливали его родных.
Массовые казни первых дней сочли вскоре неудобными и стали выводить партиями по 60–80 чел., две партии за ночь. Одну пригоняли днем и заставляли рыть могилы, потом запирали в сарай до темноты, раздевали 'до крестика' и расстреливали. Вторую партию, чтобы не возиться в потемках с вещами и не гонять за ними телеги, часто заставляли все с себя снять еще в тюрьме, и очевидцы наблюдали из окон страшные картины, как колонну голых мужчин, женщин, стариков и подростков, сбившихся в кучу от мороза и холодного ветра, гнали по улицам за город. В ямы заставляли ложиться, 'под равнение', слой живых на слой мертвых, и полосовали пулеметной очередью. Иногда раненых добивали потом камнями по голове, иногда так и засыпали полуживыми. Но не только расстреливали. В Керчи устраивали 'десанты на Кубань' — вывозили в море и топили. В Севастополе сотни человек были повешены — по Нахимовскому проспекту, Приморскому бульвару, Екатерининской и Большой Морской в качестве виселиц были использованы все деревья, столбы, даже памятники. Офицеров обычно вешали в полной форме, штатских — в белье. При допросах применялись жуткие пытки — скорее, не для получения каких-то ответов, а как метод садистской расправы. Забивали битое стекло в задний проход, ставили горящие свечи под половые органы…
Хватали для расстрелов матерей, жен и детей, которые шли к местам экзекуций искать своих. И 'белогвардейское семя' тут тоже искореняли, поэтому казнили и беременных, и женщин с грудными детьми — например, целую партию таких приговоренных расстреляли в Симферополе за еврейским кладбищем и даже оставили непогребенными их обнаженные трупы. А палачи проводили время в постоянных оргиях, глушили себя вином, развратом и разгулом. По свидетельствам современников, всплывших потом на Лозаннском процессе, каждый из карателей имел по 4–5 любовниц из числа заложниц, жен расстрелянных, пленных медсестер — не согласиться, значило самой пойти на казнь. Хотя и подневольное согласие спасения не гарантировало. Выбор у убийц был большой, и они запросто обновляли свои «гаремы». Могли, скажем, в ходе пьянки и групповухи поразвлечься и разыграть по списку своих подруг, поставив наугад кресты напротив фамилий. И тех, на кого попало, прямо после оргии вели на расстрел вместе с очередной партией.
По данным ген. Данилова, служившего в штабе 4-й красной армии, с ноября 1920 по апрель 1921 гг. в Крыму было истреблено более 80 тысяч человек. И. С. Шмелев в показаниях Лозаннскому суду называл еще большую цифру — 120 тысяч. Хотя противоречия тут может и не быть, поскольку кроме систематических казней налагались другие факторы. При отсутствии медицинского обеспечения свирепствовали эпидемии. А так как подвоз продуктов был прекращен, а выезд запрещен, вскоре людей начал косить голод, в результате которого стало погибать и доходить до людоедства даже местное татарское население, не говоря уж о беженцах. И многих арестованных не расстреляли, а отправили в лагеря — но по сути, тоже на смерть.
А вслед за Крымом пришло «освобождение» Грузии. Тут действовали уже упоминавшиеся лица — Петерс, Атарбеков, Панкратов. В первую же ночь после взятия Тифлиса на Соборной площади было казнено 300 чел. — и мужчин, и женщин, и грузин, и русских. Потом стали расстреливать примерно по 100 чел. в сутки — вывозили за город, строили шеренгами на краю приготовленной ямы, а палач Шульман с несколькими помощниками шли вдоль ряда и стреляли в затылки, останавливаясь для перезарядки. Всего в ходе этой волны репрессий было уничтожено около 5 тыс. чел.
Но смерть гуляла не только по «освобождаемым» районам. В Елисаветграде (Кировоград) прошла кампания по выявлению родственников белогвардейцев, в ходе которой на расстрел отправляли даже детей 3–5 лет. В сентябре 1920 г. в Смоленске случился мятеж — казнили 1200 чел. В Вологде 20-летний председатель ЧК творил суд и расправу, сидя в кресле на берегу реки — после допроса приговоренного заталкивали в мешок и кидали в прорубь. В Сибири решили устроить «соревнование» за экономию патронов — и вместо расстрелов разбивали головы железной колотушкой. В Кунгуре зверствовал чекист Гольдин,
