должности. Получил корпус, затем командовал 5-й армией, причем довольно успешно. И стоит отметить, что опять быстро сумел завоевать огромную любовь среди солдат — заботу о них он и теперь ставил на первое место. Умел наладить быт, лично обходил землянки и траншеи, добиваясь, чтобы бойцы ни в чем не терпели недостатка. Не брезговал заглядывать в ротные котлы, заниматься устройством казарм, бань, лазаретов. А в условиях позиционной войны его опыт строительства укреплений в Маньчжурии оказался очень кстати. Оборона под Двинском считалась образцовой. Хотя для должности главнокомандующего фронтом выбор все же был не совсем удачным. Куропаткин 9 лет провел вне армии, отстав от того нового, что успело появиться за это время. Ему было уже 70, да пережитая травля сделала свое дело — он давно уже не был таким полководцем, каким начинал Японскую. И когда посещал Ставку, то по воспоминаниям современников, это был 'маленький, старый генерал, усердно кланявшийся всем, даже молодым полковникам'.
Поскольку враг вступил в пределы Российской империи, то по образцу 1812 г. была предпринята и попытка развернуть во вражеских тылах партизанское движение. Идея, собственно, носилась в воздухе, поэтому родилась почти одновременно в нескольких местах. В октябре 1915 при Ставке был создан штаб походного атамана казачьих войск — предполагалось, что, как и во времена Наполеона, основу отрядов составят казаки. Походным атаманом стал великий князь Борис Владимирович, начальником штаба полковник Богаевский (впоследствии атаман Войска Донского). Разрабатывалось наставление для партизанских отрядов, им предписывались смелые действия в тылу, нападения на вражеские сообщения, мобилизация на борьбу с захватчиками местного населения. Аналогичные действия на своем фронте предпринимал и Иванов, отдав приказ о формировании партизанских отрядов при каждой кавалерийской и казачьей дивизии. Шла инициатива и снизу — например, доклад о перспективе действий в тылах противника представил по команде есаул Шкуро. Всего на разных фронтах было сформировано 50 отрядов численностью от 65 до 200 чел.
И действовали они, особенно осенью и в начале зимы, довольно успешно. На Двине партизанские группы из добровольцев-'охотников' ночью или под покровом метели уходили по льду за реку, уничтожали немецкие дозоры, снимали часовых, забрасывали гранатами блиндажи и уходили назад с трофеями и пленными. В Минской губернии лихо оперировал 'Кубанский конный отряд особого назначения', созданный Шкуро. При первом налете на противника он перебил 70 немцев, взял 30 пленных и 2 пулемета, потеряв со своей стороны двоих. В Полесье три партизанских группы из Оренбургской казачьей дивизии, объединившись, пробрались ночью через болото в германский тыл и внезапной атакой захватили поселок Нобель, разгромив располагавшийся там штаб германской дивизии, захватив в плен ее командира и нескольких офицеров (командира не довели, он от такого позора сумел покончить с собой). Но настоящая партизанская война зимой 1915/1916 г. так и не началась.
И не могла начаться. К примеру, Брусилов вообще относился к этой идее скептически. Дескать, война уже стала не та и со старыми шаблонами к ней подходить нельзя. Но как показали дальнейшие события ХХ в. характер войны и развитие техники было тут ни при чем. Просто организаторы отрядов не учли важную закономерность. И в Северную войну, и в 1812 г., а потом и в Великую Отечественную партизанская война была эффективной из-за того, что велась в глубоком тылу, на коммуникациях. А в 1915 г. враг захватил только приграничные районы и они оставались прифронтовой полосой, густо насыщенной войсками. Местное население в таких условиях подключиться к борьбе не могло. И отряды, созданные из казаков и солдат, стали по сути не партизанами, а прообразом будущих «коммандос» — но действующими без единого плана, не по выявленным важнейшим целям, а куда придется и как получится. И соответственно, их удары для противника оказывались 'булавочными уколами'. После первых удачных вылазок враг повысил бдительность, проникнуть в глубину его расположения уже не получалось, и дело ограничивалось стычками на аванпостах. А те небольшие группы, которым все же удавалось просочиться поглубже, в условиях сплошного фронта долго скрываться не могли, обнаруживались и уничтожались. Так что весной большинство партизанских отрядов были расформированы. Но составлявшие их «охотники» вошли во вкус дерзких вылазок и продолжали их, уже не называясь партизанами. Скажем, на Двине даже весной и летом группы смельчаков ходили за реку на лодках, ночью все так же во вражеских траншеях рвались вдруг гранаты или поутру не могли найти исчезнувших часовых.
52. ЭРЗЕРУМ
Не было крепче крепости, обороны — отчаянней, чем Измаил, только раз в жизни можно пускаться на такой штурм.
Крепость Эрзерум русским войскам довелось штурмовать трижды. В 1829 г. под командованием Паскевича (именно этот поход описал А.С. Пушкин), в 1878 г. под командованием Лорис-Меликова, и в 1916 г. Причина этой «повторяемости» уже называлась — важнейший путь из российского Закавказья во внутренние области Турции (и обратно) вел через Александрополь, Карс и Эрзерум. Он был «воротами», запиравшими Пассинскую долину и перекрывавшими дорогу на запад, в долину Евфрата. Кроме того, здесь же сходились другие важные пути, по долине Чороха — на Батум, по долине Ольты-чай — на Ольты и Ардаган, от Евфрата шли дороги на север — к Трапезунду и Ризе, и на юг — к Мушу и Битлису. Поэтому в Первую мировую Эрзерум связывал воедино турецкий фронт на Кавказе, позволял манипулировать силами и резервами, здесь находилась главная тыловая база и центр управления 3-й армии. Разумеется, столь важный пункт и защищен был соответствующим образом. Он и раньше предстаавлял собой мощную твердыню, а сразу после прибытия в Стамбул германской военной миссии фон Сандерс направил сюда целую команду инструкторов во главе с ген. Поссельтом. Модернизировались старые фортификации, возводились новые, добавлялись пулеметы и артиллерия. И к концу 1915 г. Эрзерум представлял собой огромный крепостной район. Чтобы попасть в саму Пассинскую долину, требовалось взять сильные Кеприкейские позиции, которые турки дооборудовали в течение года. За ними дорогу в узком месте между горами перекрывала крепость Гасан-кала. А с севера на дальних подступах Эрзерум ограждали укрепленные населенные пункты Тортум, Вейчихас, Шакляры, Кызыл-Килиса, Кош.
В течение всего 1915 г. для наступления на столь внушительный узел у Юденича не хватало ни сил, ни средств. Лишь к зиме стали поступать снаряды, вооруженные пополнения, от операций в Зачорохском крае освободился 2-й Туркестанский корпус, упрочилось положение на флангах. И командующий начал подготовку к штурму. За что, кстати, заслужил немало упреков от «общественности» — что это, мол, за глупая игра в 'суворовские чудо-богатыри' с форсированием ледяных круч чуть ли не ради пустой славы для полководцев? Зачем эти демонстрации героизма, если можно было просто весны подождать? Что ж, поясним. Юденич — талантливейший военачальник, не проигравший в этой войне ни одного сражения, никогда повышенным честолюбием не страдал. И никогда не рисковал понапрасну. Служивший в разведке его штаба подполковник Б.А. Штейфон писал: 'В действительности каждый смелый маневр генерала Юденича являлся следствием глубоко продуманной и совершенно точно угаданной обстановки. И главным образом, духовной обстановки. Риск генерала Юденича — это смелость творческой фантазии, та смелость, которая присуща только большим полководцам'.
И как раз в это время наложились новые факторы. Разгром Сербии и эвакуация Дарданелл. Теперь турки получали от немцев оружие и боеприпасы, а высвободившиеся дивизии наверняка бросили бы на Кавказ. Дожидаться весны значило упустить инициативу и самим попасть под удары многократно превосходящих сил врага. А значит, Эрзерум надо было брать немедленно, пока противостоящая группировка не получила значительного усиления. Ощутимого численного преимущества у русских и так не было. Кавказская армия насчитывала 111 батальонов пехоты, 208 сотен конницы, 21 инженерную роту, 8 ополченских дружин и резервные запасные части. Всего — 154 тыс. штыков и 27,5 тыс. сабель при 373 орудиях и 450 пулеметах. У турок в составе 3-й армии было 123 батальона, 40 кавалерийских эскадронов и 10 тыс. курдской конницы, 134 тыс. штыков и сабель при 122 орудиях. Но эти цифры учитывают только полевую артиллерию — а на Эрзерумском направлении она у турок дополнялась сотнями стволов крепостных пушек.
