в пекло своих солдат. Решения 'позиционной проблемы' Эверт и Куропаткин не видели, а раз так, то и потери оказались бы неоправданными. И брать на себя ответственность за тысячи жизней они не хотели. А идея о сдерживании врага в обороне, учитывая экономические и продовольственные трудности немцев, была вполне резонной — но со многими 'если бы'. Если бы между державами Антанты действительно существовало 'Сердечное согласие'. И если бы внутреннее положение самой России не ухудшалось с затягиванием войны. Поэтому предложение, логичное с военной точки зрения, «осада» вместо «штурма», было все же неприемлемо с политической.
Однако Брусилов уже видел выход из 'позиционного тупика'. И попросил, чтобы его фронту тоже разрешили наступать — если и не добиться успеха, то отвлечь противника с главного направления. И Алексеев согласился, хотя и предупредил, что дополнительных средств усиления выделить не сумеет. Эверт с Куропаткиным смотрели на человека, который сам напрашивается на активные действия как на сумасшедшего — сочли, что новый главком просто легкомысленно хочет отличиться. Но и сами поправились — дескать, вообще-то наступать они могут, но за успех ручаться нельзя. И директива была изменена. Главный удар наносился Западным фронтом, а вспомогательные Северным и Юго-Западным. Ему предписывалось 'тревожа противника на всем протяжении своего расположения, главную атаку производить войсками 8-й армии на Луцк'. Кстати, характерно, что на самом Юго-Западном фронте план вызвал возражения у Щербачева — который со своей 7-й армией тоже успел испробовать, что такое прорыв позиционной обороны. Но Брусилов, в отличие от чрезмерно мягкого Алексеева, был человеком, с которым особо не поспоришь. Указал, что довел свое решение не для обсуждения, а для уяснения и исполнения, — и точка.
А задача была и впрямь тяжелейшая. Укрепления на Украине противник совершенствовал 9 месяцев. Когда кайзер посетил участок Южной армии (против русских 7-й и 11-й), он пришел в восторг и объявил, что таких позиций не видел даже на Западе. А австрийцы были настолько уверены в неприступности своих рубежей, что даже устроили в Вене выставку, где демонстрировались макеты и снимки оборонительных сооружений как высшие достижения фортификации. За неделю до русского наступления Фалькенгайн и Конрад обсуждали, не опасно ли будет снять еще несколько дивизий в Италию для развития успеха. И решили — не опасно, такую оборону русским не прорвать. Она состояла из 3 полос, отстоящих друг от друга на 5 и более км. Самой сильной была первая из 2–3 линий окопов, общей глубиной 1,5–2 км. Основу ее составляли опорные узлы, в промежутках — сплошные траншеи, подступы к которым простреливались с флангов, на всех высотах — доты. От некоторых узлов шли вглубь отсечные позиции, так что и в случае прорыва атакующие попадали в «мешок». Окопы были с козырьками, блиндажами, убежищами, врытыми глубоко в землю, с железобетонными сводами или перекрытиями из бревен и земли толщиной до 2 м, способными выдержать любые снаряды. Для пулеметчиков устанавливались бетонные колпаки. Перед окопами тянулись проволочные заграждения (2–3 полосы по 4-16 рядов), на некоторых участках через них пропускался ток, подвешивались бомбы, ставились мины. Две тыловых полосы были оборудованы послабее (1–2 линии траншей). А между полосами и линиями окопов устраивались искусственные препятствия — засеки, волчьи ямы, рогатки. Решающим численным превосходством Юго-Западный фронт не обладал, а по тяжелой артиллерии даже уступал противнику. Правда, в апреле-мае он получал некоторые пополнения и в итоге его силы составили 40,5 пехотных и 15 кавалерийских дивизий (534 тыс. штыков и 60 тыс. сабель), 1770 легких и 168 тяжелых орудий. Но против них у немцев и австрийцев было 39 пехотных и 10 кавалерийских дивизий (448 тыс. штыков и 38 тыс. сабель), 1301 легких и 545 тяжелых орудий.
Главные удары предусматривались силами 8-й армии. Один — на Луцк и дальше на Ковель. Севернее его поддерживала группа Зайончковского из 30-го и 5-го кавалерийского корпусов, а еще севернее наносился второй удар маневренной группой Гилленшмидта — 4-й кавкорпус с 46-м армейским должны были прорваться на Ковель через Маневичи. Противник здесь попадал в клещи и должен был бы отступать. А при этом покатился бы назад и на участке соседей — 3-й армии Западного фронта. Но чтобы враг не смог маневрировать резервами, Брусилов предусмотрел наступление на всем 450-километровом пространстве фронта. Вспомогательные удары нацеливались 11-й армией на Броды, 7-й на Галич, 9-й на Черновицы и Коломыю. Брусилов исходил из того, что полностью скрыть подготовку к наступлению невозможно — но запутывал противника, не позволяя ему определить, какой удар будет главным. Кстати, само по себе одновременное наступление в нескольких пунктах не было «изобретением», такую тактику уже применяли и французы, и немцы, да и Алексеев готовил одновременные удары на трех фронтах. Но Брусилов использовал этот опыт, углубил и усовершенствовал. Корпусам, которые не войдут в армейские ударные группировки, приказывалось готовить свои участки прорыва. И таким образом подготовка велась на 13 участках, армейских и корпусных. Оборудовалось и 20 ложных участков.
Полководческий гений Брусилова заключался в том, что он одним из первых понял: в тех формах, которые приняла война, залог успеха лежит не только в области стратегии и общего количества материального обеспечения, а еще и детальной, грамотно продуманной и четко отлаженной организации причем организации на всех уровнях. И операции предшествовала гигантская по масштабам «черновая» работа как главнокомандующего, так и его подчиненных. Общий срок подготовки занял 1,5 месяца, и штабом фронта были выпущены подробнейшие методические указания, в каких направлениях ее вести. На всех участках прорыва осуществлялись огромные инженерные работы, которыми руководил талантливый инженер ген. Величко (репрессирован в 1929 г.). Траншеями шло сближение с противником на 100–200 м, чтобы преодолеть расстояние одним броском. Заранее оборудовались артиллерийские позиции, командные и наблюдательные пункты, в том числе и запасные.
Особое внимание уделялось разведке. Была произведена аэрофотосъемка всего неприятельского фронта, с помощью проекционного фонаря снимки переносились на карту, увеличивались, размножались, и каждый офицер получал план своего участка в масштабе 250 саженей в дюйме (около 200 м в 1 см) с точным расположением позиций противника. Сотни наблюдателей круглосуточно следили за передним краем, выявляя огневые точки, батареи, командные пункты. Данные дополнялись агентурной разведкой, опросом пленных и перебежчиков. И все цели наносились на карты, получая номера. Для достижения скрытности войска сосредотачивались в тылах, орудия и парки — в лесах, маскировались брезентом, ветками, травой, что проверялось со своих аэропланов. Но командиры всех звеньев должны были готовиться на местности, выезжали на передовую, а артиллеристы на будущие позиции своих батарей, приборами определяли расстояние до целей, намечали ориентиры, рассчитывали исходные данные для стрельбы.
Атака предполагалась 'волнами цепей', но более редких, чем у французов (интервалы 5 шагов вместо 1 — 2). Каждый полк образовывал 4 волны, следующих одна за другой на 150–200 шагов (во Франции 50–70). Первая и вторая волны — с гранатами, дымовыми шашками, приспособлениями для резки проволоки. В каждой роте создавались штурмовые группы 'из наиболее расторопных солдат'. Новшеством было и движение «перекатами» — первые 2 волны на передовой траншее не останавливаются, а проскакивают и захватывают вторую, где и закрепляются. А третья и четвертая волны проходят через них и со свежими силами атакуют следующую линию. Затыкание «дыр» с помощью резервов категорически запрещалось. Брусилов указывал, что всех дыр все равно не закроешь, а без риска на войне нельзя. Проломить в нужном месте, а в других враг и сам не выдержит, побежит. В тылах всех армий были оборудованы учебные городки с укреплениями, подобными тем, которые предстоит брать, и воины усиленно тренировались по их преодолению.
Очень четко было подготовлено 'артиллерийское наступление' — этот термин и родился в Брусиловском прорыве. Никакой стрельбы по площадям каждая батарея знала свои цели, основные и запасные. Для тесного взаимодействия с пехотой артиллерийские начальники должны были находиться при общевойсковых и подчинялись им. Часть легких батарей напрямую передавалась командирам полков, а наблюдатели со средствами связи направлялись в батальоны, чтобы своевременно оказывать поддержку. Различные группы артиллерии решали свои задачи — одни разрушают проволочные заграждения, другие бьют по окопам, третьи по вражеским батареям. Не допускалось ни малейшего перерыва между концом артподготовки и штурмом. Орудия продолжали работать — но тяжелые переносили огонь в глубину, на места скопления вражеских резервов, позиции артиллерии. А легкие должны были вести огонь по атакуемым объектам 'до крайней возможности', а когда пехота ворвется в них, часть батарей образует для нее с фронта и флангов огневую завесу против контратак, а часть снималась с позиций и быстро продвигалась вперед, сопровождая пехоту не только огнем, но и «колесами». Между первой атакой и развитием прорыва
