– так это она, значит, забрала все сладкое, – констатировала я, – она мне говорила, что у нее поклонников тучи, вся в золоте… может, ей просто нравится эта выпечка?
– Ой, не смеши мои тапочки! – и для верности подняла ноги и потрясла один из них, – какие кавалеры? Да домой она всегда на автобусе ездит, а перед уходом сюда еще заглянет, все мясное заберет. Были бы мужики богатые, да щедрые, в ресторанах бы ела.
– А как же наряды, золото? – не успокаивалась я.
– Ой, ну ты и наивная! Сейчас столько побрякушек продается, очень даже похоже на натуральное золотишко. Вон смотри!
Зина протянула мне руку, и я увидела на ее толстых пальцах нечто похожее на то, что я наблюдала у Маргариты на репетиции.
– Убедила, – огласилась я. – А не знаешь что-нибудь про Ксюшу Лучок? Такая странная, мне даже страшно с ней общаться. Как посмотрит…ух…еще и парней играет, переодевается, пугает всех… – разоткровенничалась я, пытаясь, подобрать я слова, чтобы выразить свое отношение к актрисе.
– Точно говоришь. Я ее вообще психом – одиночкой называю. Придет, наберет тут всего и сидит, наворачивает. Я роман свой почитываю, но на нее поглядываю. А она все серьгу в ухо теребит и лопает. Я потом, сколько ее видела, всегда на ухо смотрю. И представляешь что…
– Что?
– Оно всегда красное! У нее оно чешется, что ли? Болезнь, какая или может за сережку беспокоится? Проверяет на месте ли?
А еще приходит ко мне и говорит, хочу пить. Я ей говорю, что есть сок. Она интересуется, какой в наличии есть. Я ей: апельсиновый, яблочный, вишневый. А она такая и говорит: мне, пожалуйста, ананасовый! Нормально?
– Может, прослушала, вот и вышел казус?
– А зачем тогда спрашивать, если не слушаешь? Говорю же она со странностями!
– А про Лину, что можешь сказать? – раз уж подвернулась такая болтливая буфетчица, почему бы не воспользоваться шансом и узнать и про эту актрису?
– вот это нормальная девочка, – одобрила Макарова, – приехала черт знает, откуда, но и не строит из себя великую актрису. Совершенно не скрывает, что не из Петербурга, учится, работает, старается. В общем, молодец! А могла приврать как Марго…
– А разве Малая не из Москвы?
– Так бы она из столицы уехала! Небось, родилась где-нибудь между двумя столицами, в Бологом, вот и приехала куда поближе, в наш город, а всем сказки рассказывает про Москву. Слушай ее больше!
Узнав столько информация, я опять почувствовала голод. Необходимо подкрепится. Делать это в нашем театральном буфете, пускай и бесплатно, уже расхотелось. Придется пойти в магазинчик через дорогу.
Я так и сделала и, купив йогурт, шоколадку, сухарики и колу, и пошла в гримерку.
Съев шоколадку, я заскучала, жаль, нет Нины, мы с ней очень весело время проводили. Я взяла сухарики и колу и вышла из помещения. Дружеские отношения у меня пока здесь мало с кем сложились, куда же пойти? К Диме Кобылевскому? Он такой приставучий, в последний раз я даже заметила, как он строил мне глазки. Даже связываться с ним, нет желания. Маша Решетникова взяла больничный и лечит свои разбушевавшиеся нервы. И это не может не радовать, а то, в конце концов, подлечить пришлось бы уже мою нервную систему. Маргарита уже убежала, в обществе Зины, я уже скоротала полчаса, куда же еще можно пойти? Может просто посидеть на лавочке рядом с театром? Подходя к проходной, я вспомнила о бабе Паше. Вот кто может составить мне компанию!
Я зашла к ней в коморку, через прозрачное стекло она сидела и наблюдала за входом и сев на свободный стульчик, предложила сухариков. Но та, в ответ предъявила мне семечки, попросила лишь плеснуть чуток лимонада в стакан. Проделав сию нехитрую операцию, я решила оправдать свое появление здесь:
– Нам перерыв объявили, скучно стало. Можно я у вас тут посижу? Без Нинки вообще не знаю, что и делать… А Владимир нас не собирает, все разбрелись кто – куда, а я вообще не знаю, что и делать…
– А ты представь, как мне бывает тоскливо? Сижу одна, все проносятся, торопятся, а я все тут кукую. Только книжки и спасают.
Я грызла сухарики и уже совершенно не понимала, зачем я сюда пришла. У бабы Паши своя жизнь, знать подробности которой мне не обязательно. Она уже в таком возрасте, что ей начинает не хватать общения и сейчас мне грозит опасность выслушать все о соседях, болезнях, пенсии и прочем. Представив это, я тут же сделала такое жалостливое лицо, что было открывающийся рот охранщицы, тут же закрылся.
Она не стала вести со мной задушевную беседу, а вновь погрузилась в чтение. Ну, вот, молодец, Кира! Обидела старушка! Пора научится контролировать свое лицо! Совершенно не обязательно всем окружающим быть в курсе твоих душевных терзаний, вот теперь Баба Паша обиделась на тебя! Я в принципе могу просто уйти, пенсионерка не является моей подругой или директором театра или другим значащим для меня лицом, но чувство вины не покидало меня. Я решила сама задать несколько вопросов престарелой сторожихе. Пусть выговориться, а я минут через пятнадцать, скажу, что мне пора на репетицию и уйду. Как я замечательно придумала: и сама недолго промучаюсь и не испорчу отношений даже с вахтершей.
– А давно вы здесь работаете? – приступила я к выполнению своего плана.
– Пару лет примерно. Здесь спокойно. Поскольку нет никаких звезд, то соответственно и безумные поклонники не атакуют. Если Самсон не прогонит, то я бы с радостью проработала бы здесь еще пару лет.
– Почему же он должен уводить вас?
– Ну, так возраст, Кирочка!
