Слышу, Андрюшка ревет-заходится. Жалко пацана. Чувствую, пора кончать балаган. А с благоверной я потом посчитаюсь, отольется ей эта потеха. Но как вылезти из горшка, не соображу.
Решил на мировую пойти, так сказать, временно. Стефке велел Федю позвать, внизу ждет. А она еще выдрючивается, на цырлах стоит. Наобещал ей всяких слов, – смякла, рыжая, кликнула дружка.
Только Федя на порог ступил, слышу, ржет, поганец, остановиться не может. Друг называется…
– Лопнешь, смердило! – говорю. – Лучше помоги на свет выйти.
Приложил он руки к горшку – у меня в черепе все клепки трещат.
– Стой, – кричу, – чего крутишь, она ж не на резьбе.
Начал он другим манером, – один хрен, не идет, хоть убей!
Федя говорит:
– Надо автогеном резать.
От его советов плакать хочется. В кого он такой умный?..
– А чё? Попробуем?..
– Морда, – говорю, – ты ж мне мозги автогеном расплавишь…
– Я аккуратно, мозги не трону…
Подумал он и решил:
– Мозги тут ни при чем. Их мало, наружу не выпирают. Тебе уши конкретно мешают. Может, рискнем?
– В каком смысле?
– Подрезать немного.
– Сгинь, дубина!
– Я аккуратно…
Даже Стефка вмешалась:
– Ты что, Федор, ополоумел?!
Решили в «скорую помощь» сходить, случай ведь с медициной связан. Полотенцем горшок обмотали, позор спрятать. Повел Федя за руку, как слепца, мое дело – ноги переставлять. Зубы сцепил, молчу, как памятник. А Федя долдонит без стопора:
– Не торопись горшок снимать, тебе к лицу. Помнишь «Железную маску»? Учти, женщины имеют крупный интерес к маскам, липнут на тайну. Горшок тебя красит лучше всякой медали…
Всю дорогу в таком духе измывается.
Говорю:
– От Долинского научился, вижу.
А ему неймется:
– Сквозь железо видишь?! Я и говорю: не снимай. Скажи спасибо, что ручка снаружи. Есть за что держаться, когда ноги не держат…
В «скорой» та же петрушка началась. Раскрутили полотенце, снова – хаханьки да смехуечки. В журнал записывают: где и от чего пострадал. Федя разъяснил: спортом занимаемся. Прыгаем с большой высоты. А горшок – это техника безопасности требует. Только размер плохо подобрали, малый размер.
Стали врачи крутить-вертеть, пыхтят, мазями пробуют. Федя им советует: а если уши подрезать?
Медики решили: нет, к медицине это происшествие не относится. Тут нужен специалист другой квалификации: слесарь или жестянщик. Так прямо и сказали. Сами признались, что не специалисты. Чему их учат за народные деньги?! «Помощь» называется…
Вернул меня Федя домой. Нашел в сарае ножовку, но пилить не стал: ночью по железу скрести – соседи всполошатся, прибегут. Так до утра и просидел, горшком запечатанный.
А когда освободил меня Федя, от радости сердце размякло. Будто впервой белый свет узнал, и Федину морду, зевало до ушей, и стены родные, и свою стерву рыжую… И, верьте слову, слезы в горле душили и капали, хотя их никто не видел.
Принес Федя срочно две «Московские» за мое спасение. Весь выходной из дома не отлучались, душевные раны лечили. Даже Стефка слова не сказала.
Назавтра пошел в «скорую» – бюллетень требовать. Только врачиха уперлась: не дам. Может, говорит, ты по пьяни не тем местом в горшок сел, а сейчас бюллетень просишь. Травма у тебя не производственная, не бытовая, а довольно странная. Больше, говорит, в горшок не ныряй. Опасный спорт. Головой рискуешь.
И не дала, зараза.
Выборы
Смотри, у муравьев нет начальства,
а каждый знает, что делать, – это как?
Выходит, мы еще до муравьев не доросли…
Я так думаю: если человек может, а не пьет – он дурак. Это точно, из собственной биографии знаю.
Говорят, от пьянки фулиганы и разные ЧП, но тут еще большой вопрос. Водка для всех сорок градусов имеет, но один выпьет – веселый, песни играет, другой – скандалит. В чем загвоздка? А в том, что она, родимая, человека раскрывает, какой ты есть, без прикрас и без придуривания. Так что от водки, если подумать, одна польза круглым счетом. И государству, конечно, прибыль немалая. Другое дело, если организм не принимает. Здесь ничего не попишешь. Судьба такая досталась, носи ее, как горб. А кто водку просто не уважает, то у меня для него слов лишних нет.
Вот про тот случай, как я пить бросил.
Ехал однажды с калымом. Пять кубиков досок вез. Половая сороковка. А на душе, как сейчас помню, беспокойство: уж очень все гладко получилось – загрузился быстро, город проехал без заминки и клиент ждал в селе неподалеку.
Но сердце у меня, надо сказать, как у пса нюх, – на дальнем расстоянии чует. Только вышел на трассу, смотрю – хана! У первой же развилки дневалят два мотоцикла, и их трое, голубчиков, с красными околышами. Пасутся на асфальте. Ждут моей погибели! А я молодой, ни одной отсидки. Вижу – светит мне решетка.
Что говорить: полные штаны страха. Одному еще можно в лапу дать, а с тремя не столкуешься. И проклял я этот калым, и этих гадов ползучих, и эту жизнь никчемную – ведь сколько ни воруй, все равно не хватает…
А один уже палку выбрасывает, чтоб я в сторонке встал. Что делать? Притормозил я немного, из кабины высунулся и кричу:
– Вы здесь прохлаждаетесь, а на семнадцатом километ ре авария, два автобуса – лоб в лоб. Васильев, – кричу (это их начальник), – там ждет вас, велел: кого увижу – сразу прислать!
Порасспросили они место и покатили, куда их направил. Смотрю, один оглядывается – мой номер запомнить. Но у меня задний борт открыт, и доски так свисают, что номера не видать. Порядок! Вытер я лоб, давлю на газ и молюсь, чтоб мотор не подвел. Слава Богу, в этот раз обошлось.
А вечером закатился в ресторан и все, что закалымил, подчистую прогулял. Наутро опохмелиться нечем. Вот тогда и дал слово – баста! Не пью! Не пью и – точка!
Бросил ту автоколонну ко всем чертям, пошел на тихую работу в гараж обслуживания. Никаких тебе хлопот с запчастями, возишь начальников куда надо или книжку читаешь, если спать не хочется, а зарплата идет!
Выдали мне газик – для начальства помельче. Но порядок должен быть, как для высших, – блестеть все должно. И ГАИ тоже иначе относится. Раньше какой-нибудь лейтенантик в упор тебя не видит, теперь головой кивает, здоровается. Совсем другой коверкот!
Тут как раз праздники подоспели, выборы.
Все люди как люди: с утрема примут сто грамм, потом и голосовать можно. Отдашь быстренько свой голос и – первым долгом отметиться в буфет. Стоишь в очереди, слова говоришь, а внутри тебя все жилочки подрагивают, чтоб скорее беленькую взять. Оттого на выборах начальный стакан завсегда сладкий.
Правда, в этом буфете долго не посидишь, неудобно, зато собирается коллектив и можно двигаться дальше. Только мне двигать – некуда. Как чумной потолкался среди людей, послушал треп, а больше что
