своих руках ниточку, которая так досадно оборвалась с изчезновением Анатолия Злобина. Относительно причины гибели своего агента Зихерт не обманывался, но такие потери, по его мнению, были одним из условий той борьбы, которую он вел с невидимыми противниками днем и ночью. Зихерт понимал, что это его очередной проигрыш, — но ведь когда-нибудь удача улыбнется ему!..
По многим адресам, куда бросились гестаповцы, их ожидали пустые, недавно покинутые стены. И Зихерт рассвирепел. Неудачи в конце концов выведут из себя даже железного человека! Особенно негодовал шеф гестапо по поводу исчезновения повара генерала Рихтера. Искать! Найти! — требовал он от подчиненных. Перекрыть все дороги, чтобы из города не выскользнула ни одна живая душа!
Ранним утром Фролова пошла в город. Избегая полицейских постов на дорогах, она решила пройти по железнодорожному мосту. Валя не знала, что с недавних пор помимо солдат на охрану моста был выделен и гестаповский пост.
Солдаты остановили девушку и потребовали документы. Валя спокойно подала им свой аусвайс. Пока постовые разглядывали пропуск, из будки неожиданно вышел офицер в черном мундире…
Это был провал. Валя помертвела.
Через час ее привезли в дом, который она занимала с сестрой. Аси не было. Валя не знала, что комендант Хольбер, испугавшись гестапо, сам арестовал свою любовницу к доставил в тюрьму.
Гестаповцы обшарили весь дом, но обнаружили лишь листочек со словами песни «Катюша».
В городской тюрьме разыгралась безобразная сцена. При обыске в доме было конфисковано кожаное пальто Вали, висевшее на плечиках в шкафу. Начальник тюрьмы и начальник жандармерии затеяли чуть ли не драку из-за приглянувшейся им добычи.
— Эй, а ну-ка положь! — окликнул тюремщика жандарм, заметив, что тот мнет в руках добротную кожу пальто.
Начальник тюрьмы, не обращая внимания, понес пальто из комнаты.
Оставив арестованную, начальник жандармерии бросился за ним.
— Ты что, оглох? — рявкнул он и потянул пальто к себе. — Ишь, глаза-то разинул! Не лапай, не твое.
На оплывшем лице тюремщика появилось зверское выражение.
— Порядка не знаешь? По протоколу все вещи сдаются следователю.
— Говори другому, — возразил жандарм, отбирая пальто. — Этой штуки в протоколе нет.
Когда начальник жандармерии ушел, унося с собой добычу, тюремщик увидел, что арестованная все еще находится в служебном помещении и с омерзением смотрит на своих стражей.
— Вниз ее! — заорал начальник тюрьмы и ударил ногой конвойного.
Арестовали Валю пятого июля, как раз в тот день, когда на Курской дуге началась беспримерная битва, проиграв которую гитлеровская Германия очутилась перед неминуемым крахом. Никто не знает последних мыслей и чувств арестованной девушки, но нет сомнения, что перед мученической кончиной Валя испытала удовлетворение солдата, честно и до конца выполнившего свой долг. В победе советских войск на Курской дуге была и ее посильная доля…
Арест Вали привел Зихерта в восторг. Он поздравил начальника патруля и бросил несколько одобрительных слов просиявшему Сизову. Поимка главного подпольщика, каковым считал Валю шеф гестапо, означала полную победу Зихерта, его торжество над всеми недругами. Он уже принял меры, чтобы любвеобильный комендант города потерял майорские погоны и отправился на передовую. Тем, что Хольбер сам арестовал свою подозрительную любовницу, он нисколько не убавил своей вины перед рейхом. Интересно, как теперь станет держать себя спесивый генерал Рихтер? Об аресте его повара генералу сообщили из канцелярии гестапо, сам Зихерт пока что избегал с ним встреч и разговоров. Вот развяжется у арестованной язык, и тогда Зихерт, повидав генерала, проведет веселенькие полчаса. Рихтеру, безусловно, интересно будет узнать, чем занималась под его высоким покровительством главная подпольщица города. А о том, что делала генеральская повариха на важной авиационной базе, Зихерт намеревался непременно узнать, выбить, вырвать у арестованной любыми средствами. Она заговорит у него, она не сможет молчать! Он лично займется важной преступницей…
Первый допрос Зихерт поручил следователю, а сам молча сидел в углу и наблюдал за арестованной. В голове этой девчонки, соображал он, битком набито фамилий, адресов. Вытянуть их необходимо любой ценой.
Как и ожидал Зихерт, первый допрос не дал никаких результатов. Тогда он распорядился перевести арестованную в «операционную». С того дня допросы стали тянуться бесконечно. И все, же избитая, теряющая сознание девушка не раскрыла рта. В просторной камере с цементным полом за столом сидел невозмутимый гестаповский офицер, а иногда и обер-полицай Велиславля Сизов.
— Фамилии. Адреса. Явки, — требовал офицер, не глядя на лежавшую в луже крови девушку.
По его знаку из угла выходил здоровенный палач с засученными рукавами мундира. Свистела резиновая дубинка. Валя снова теряла сознание.
— Воды! — приказывал офицер, и Сизов бежал с ведром к крану.
Окатив избитую девушку ледяной водой, Сизов наклонялся и впивался взглядом в ее лицо. Веки арестованной трепетали и приоткрывались. — Готово! — докладывал обер-полицмейстер.
— Фамилии. Адреса. Явки, — снова раздавался ровный голос гестаповца.
Отчаявшись сломить сопротивление упрямой девчонки, Зихерт приказал бросить ее в овчарник, к псам-людоедам. Валю вытащили оттуда едва живую. Но и это не помогло палачам. Вновь, как и с Еней Светловой, Зихерт вынужден был признать свое поражение.
Несколько дней после этого Валю не таскали на допросы, постепенно она оправилась настолько, что смогла передвигаться по камере. Ей увеличили паек, стали выпускать на прогулки. У девушки затеплилась слабая надежда на спасение. Выжить, все вытерпеть и дождаться своих!
На прогулках, заложив руки за спину, Валя двигалась по кругу, видя перед собой худые ссутуленные плечи женщины. Неожиданно голос сзади сообщил ей:
— Наши идут!
У Вали подступил комок к горлу. С трудом сдерживая слезы радости, она негромко сказала, глядя в затылок трудно переступавшей женщины:
— Наши идут — слышите? Уже близко. Держитесь!
Весть о приближении советских войск по цепочке облетела всю тюрьму. К концу месяца стало известно, что советские войска, выиграв поединок на Курской дуге, предприняли мощное контрнаступление. Освобождены Орел и Белгород.
Фронт приближался к Смоленску.
Паника охватила все учреждения Велиславля. Город напоминал потревоженный муравейник. В суматохе начавшейся эвакуации шеф гестапо Зихерт отдал распоряжение о ликвидации арестованных. Чтобы замести следы преступлений, гитлеровцы готовились сжечь городскую тюрьму вместе с заключенными.
По улицам города стали курсировать большие черные фургоны. Путь их неизменно лежал от тюрьмы к Воскресненскому кладбищу. В тюремном дворе фургоны битком набивались заключенными. На кладбище конвойные выпускали из машин двух или трех человек, а остальных запирали снова. Водитель переключал мотор на холостые обороты. Раздавались крики, стоны, топот. Затем все утихало. Минут через двадцать двери открывались, из них валил удушливый синеватый дым. Заключенные вытаскивали трупы задохнувшихся людей, сваливали их в общую яму. Затем конвой расстреливал «команду смерти», и душегубка отправлялась за новой партией заключенных.
Ежедневно зловещие черные автофургоны совершали по семнадцать рейсов: на Воскресненском кладбище фашисты погубили около ста тридцати тысяч советских людей.
Товарищи Вали по подполью, оставшиеся в городе, настойчиво искали возможность ее спасти. Вскоре им показалось, что такая возможность существует: Валю в числе других заключенных стали гонять на работы. Конвой, сопровождавший колонну узников, был, как правило, слабым — так что перебить его казалось делом несложным.
О плане освобождения Вали доложили в партизанский отряд. Никто из товарищей не сомневался, что к назначенному дню из леса прибудет подмога — своих сил, оставшихся в городе, было маловато. И вдруг
