Жилбек готов был рвать на себе волосы, когда узнал, что Жамал и Майя исчезли. Вместе с товарищами он сразу после боя обыскал все ближайшие заросли, но тщетно: пропавших не было.
Неужели какой-то фашист смог увести их с собой? Неужели какой-то недобитый гад тащит теперь его жену и дочь? Или в отместку за свое поражение где-нибудь в лесу уже растерзал их…
Весь следующий день Жилбек искал пропавших вокруг базы — след их как в воду канул. Не у кого было спросить, кругом безлюдье и лесная глушь. Хоть бы какой-нибудь лоскуток одежды найти, чтобы можно было узнать, в какую сторону идти на поиски.
На следующий день Коротченко вызвал к себе Жилбека. Похудевший, почерневший от горя Жилбек молча стоял перед командиром, и тот без слов, по одному виду своего разведчика, понял, что дела плохи.
— Ничего, Акадилов, бодрись! Твоя жена жива. Она не пострадала от немецкой пули, иначе вы бы нашли ее неподалеку от нашей стоянки. Не могла же она сразу из лесу в рай улететь, — попытался улыбнуться Коротченко.
Шутка не подействовала на Жилбека, и командир сказал:
— Возьми из своей роты самых толковых ребят, следопытов, у которых нюх поострей, и отправляйся искать. Вооружитесь как следует. Без семьи не возвращайся!
Жилбек впервые за эти сутки скупо и благодарно улыбнулся.
…Немало мирных жителей пряталось в те дни в лесу, но никто ничего не знал о пропавшей матери с ребенком. А иные, завидев вооруженных партизан, принимали их за полицаев и шарахались в сторону. Жилбека утешало только то, что в лесу все-таки есть люди. А если есть, значит, найдется среди них доброе сердце, не оставит в беде мать.
Партизаны, сопровождавшие Жилбека, скоро устали, потеряли надежду, и только сам Жилбек не сдавался — не мог он вернуться на базу один, без семьи. И конечно, не потому, что так приказал Коротченко.
Под вечер, на третий день поиска, они увидели вдали между деревьев промелькнувшую женскую фигурку.
— Эй, подожди! — крикнул один из партизан. Женщина торопливо скрылась.
Жилбек погнался было, но остановился возле густых зарослей. Он долго озирался, ища глазами тропинку, по которой могла скрыться беглянка, и увидел дымок костра.
— Ни звука, ребята, — приказал он, — чтобы не спугнуть.
Шагов через сто на крохотной полянке они увидели пятерых людей. Сидели они возле костра и о чем-то негромко переговаривались. Две женщины и трое стариков. Жилбек перекинул автомат за спину, чтобы зря не пугать сидящих у костра, и вышел из-за деревьев.
— Не бойтесь, товарищи, не бойтесь, — торопливо произнес он. — Мы партизаны. Мы вас не обидим. Только не убегайте, ради бога. Нам надо поговорить с вами.
У костра поднялся старик с желтыми прокуренными усами.
— Милый человек, сейчас не поймешь, кто тебе друг, кто тебе враг. А бежать… Куда нам бежать? Кругом лес. Нас не грабили, взять нечего, так что не боимся мы ни добрых, ни злых. Хорошо, если партизаны, а не дай бог полицаи? Война всех научила хитрить. Садитесь, ребятки, садитесь, — продолжал старик, — скоро чаек со смородиновым листом поспеет.
Жилбек подошел к костру.
— Вот какие дела у нас, дедушка. Пропала женщина с ребенком. Моя жена. И моя дочь, маленькая, грудная… Несколько дней ищем, с ног сбились — и никаких следов! Спрашиваем каждого встречного- поперечного, никто ничего не знает.
— Да-а, — протянул старик, — беда-а…
— А вы лесника Андрея Рябушкина не встречали? — спросила женщина в платке до самых бровей.
— Нет, не встречали.
— А я видела его вчера. Спрашиваю, как живешь? Говорит, плохо живу. С дочкой остался, жену фашисты забрали. Да вот еще, говорит, на свою шею нашел женщину с маленьким дитем. Заблудилась, сама не здешняя, ни к чему не приспособлена.
— Как нам разыскать его?
— Прежде он жил недалеко от деревни Глинка. Жилбек торопливо достал карту, начал искать.
— Да не ищи, не ищи. Нету его там. В лес-то он с девчонкой почему ушел? А потому, что фашист его жену уличил, будто с партизанами она связь имела. Увели жинку, а дом спалили. Вот он и подался с дочкой, с Нинкой, скитаться. Теперь, наверное, вчетвером где-нибудь приютились. Знала бы про вашу беду — спросила бы, где он поселился-то… А может быть, и не признался бы он мне. Ведь время такое, один другому не верит, один другого боится.
— Ну хоть приблизительно, где вы его встретили?
— Недалеко. В этих местах. Точно разве скажешь, возле какого дерева.
— А где сама Глинка находится?
Женщина рассказала. Когда партизаны поднялись, чтобы идти дальше, старик дал им в дорогу буханку хлеба и кусок вареной свинины.
Прошел еще день. От буханки не осталось и крошки, партизаны начали есть щавель, а Рябушкин все не встречался.
Высказывали всякие бодрые предположения, робко пытаясь настроить Жилбека на возвращение в отряд.
— Если дом спалили, а жену увели, так он теперь так спрятался, что его сам бог не найдет.
— Фашисты его в родном лесу не выследят. Лесник! Он здесь как рыба в воде. И сам спасается и других спасает.
— И Жамал жива, и Майя жива, — заговорил Мажит. — Они здесь, у нас под носом.
— Ты что, Мажит, из казаха в цыганку превратился, гадаешь?
— Сердце мое чует, ребята. Вот еще день, другой, и найдем. Разве может она пропасть? Огонь и воду прошла, в землянке рожала— чтобы ни за грош пропасть. Не верю!
Трудно сказать, что удержало партизан от возвращения. Во всяком случае, сам Жилбек уже не имел права приказывать — ведь они были партизанами, они не могли надолго отрываться от отряда и напрасно рисковать своей жизнью. В любую минуту их мог окружить враг — ведь была их всего горстка.
И все-таки они переждали ночь и весь следующий день искали Рябушкина.
И нашли.
Уже в сумерках громко, по-хозяйски уверенно их окликнул голос из-за кустов:
— Кого ищете?
Самого человека не было видно.
— А ты кто такой? — отозвался Жилбек.
— Мать с дитем ищете аль еще кого? — продолжал тот же голос.
— Да-да, ищем, — почти хором отозвались партизаны. Рябушкин вышел из-за кустов. Оказалось, что те пятеро у костра рассказали ему о встрече с партизанами.
— Сказали, что мою квартирантку муж разыскивает, — мрачно пояснил старик.
— А жива она?
— Жива. И дочка жива.
— Русская? — на всякий случай спросил Мажит.
— Не похожа, — ответил Рябушкин. Жилбек стиснул старика в объятиях.
К утру старик тайными тропами привел партизан к своей землянке.
Трудно найти слова для описания этой встречи. Партизаны передавали Майю из рук в руки, кололи ее небритыми подбородками, пока девочка не расплакалась и не обмочила пеленки.
Старик рассказал, как он брел по лесу со своей Нинкой и нашел спящую мать с ребенком. Он тихонько разбудил ее, Жамал в ужасе вскочила, закричала, прижимая к себе девочку. Боялась. Во сне мучили ее кошмары. Старик спросил, откуда она идет. Отвечает, из деревни. «Из какой деревни, когда ты нездешняя, — говорит Рябушкин, — врать нечего, говори правду». Жамал расплакалась, сквозь слезы стала просить, чтобы он хотя бы ребенка пожалел. Ведь у него самого тоже есть дети. Рябушкин велел ей
