потому что после таких случаев могла спать спокойно. Ревности не было.
Мы приехали домой, и муж бросил меня одну — с ребенком и кучей пакетов, которые я сама должна была один за другим перенести из машины в дом.
Дочь я назвала Норой, что в переводе с арабского означает свет. Долгие годы моя дочь являлась и является до сих пор светом, озарявшим мои слова и поступки, помогает мне двигаться вперед…
Малышка Нора росла. Я не могла нарадоваться ее красоте, ее подвижности, ее уму, ее доброте и многим другим качествам. Она была для меня всем: моим избавлением, первой в жизни победой, моими планами на будущее и моей тихой гаванью. Я делала все, чтобы она не испытывала на себе переменчивого настроения отца, старалась устроить все так, чтобы она не знала о насилии, жертвой которого я была, предпочитая страдать в одиночестве.
Редко, но случалось, что она становилась свидетелем издевательств, которым подвергал меня муж. Я вспоминаю один вечер, когда Абдель вернулся расстроенный проблемами на работе. Он был крайне напряжен.
Нора играла перед телевизором, а я готовила на кухне соус. Я взяла в руку стакан с водой, когда муж без предупреждения толкнул меня. Я упала на пол, стакан разбился, и кусок стекла вонзился мне в ладонь. Я закричала от боли, хлынула кровь, а муж, не обращая на это внимания, принялся меня насиловать и избивать! Я пыталась уворачиваться от ударов, как вдруг услышала испуганный крик дочери.
Малышка смотрела на нас и плакала, умоляя папу остановиться, потому что мама была вся в крови. Ничего не видя вокруг себя, Абдель продолжал меня колотить.
Я делала все возможное, чтобы мои дети не видели, как отец в бешенстве насилует и избивает мать. Абдель же не ведал, что творил: он забыл о ребенке, утратив контроль. И с каждым ударом я чувствовала, что следующего могу не пережить.
Наконец, почувствовав себя значительно лучше, он скатился с меня. Ни угрызений совести, ни жалости ко мне он не испытывал. Я была для него лишь средством для выброса накопившегося за день гнева.
Поехать со мной в больницу из-за раны на руке он отказался, боясь расспросов врача. Тогда я сама перевязала руку потуже, но больше всего меня беспокоило то, что дочь стала свидетелем ужасающей сцены. Она, которая уже боялась крови, видела кровь своей матери. Спала она очень беспокойно, и я всю ночь просидела у детской кроватки, что дало мужу повод обвинить меня в том, что я умышленно не легла с ним.
Я пыталась понять его поступки и его восприятие реальности, но не могла. Казалось, он был зациклен на сексе, а мнение партнера его не волновало.
Шли годы, я жила только для дочери. Издевательства со стороны мужа изливались на меня нескончаемым потоком. Когда я начинала думать о самоубийстве — несколько раз такое случалось, — я вспоминала о дочери, и это заставляло меня жить дальше. Что станется с ней без меня? Моя девочка, если меня не будет, превратится, в козла отпущения для этих изуверов.
Я выходила из дому только на прогулку с Норой в парк.
Когда она пошла в школу, я встречала и провожала ее.
Так я познакомилась с несколькими женщинами — они стали моими подругами. Благодаря им мне удалось узнать много нового.
Понемногу я начала делать макияж и ухаживать за волосами — это позволило мне почувствовать себяувереннее. Даже Абдель заметил изменения. Как-то утром, когда я, подкрашенная и причесанная, выходила из ванной, он остановился и посмотрел на меня.
— Ты для кого так прихорашиваешься? Кто он? Если я увижу тебя с любовником, я зарежу тебя, как овцу, у всех на глазах, пусть даже меня посадят в тюрьму. Или нет.
Лучше я расскажу об этом твоему отцу и братьям, и они сами расправятся с тобой. Зарежут тебя на моих глазах, и ты не увидишь больше своих деточек.
Я была запугана, просто скована страхом. От этих угроз меня пробирала дрожь. Конечно, я знала, что таким образом он старается сделать меня покорной — каждую неделю я слышала это слово зарезать. Даже сейчас, стоит его услышать, неважно в каком контексте, следующую ночь меня будут мучить кошмары. Удивительно, до какой степени простые угрозы могут влиять на нашу жизнь!
Ко мне в гости тайком от мужа приходили новые подруги, чаще других две. Как-то он вернулся домой раньше обычного, и подругам стало не по себе от того, как я-испугалась. Они хотели уйти, но, к моему удивлению, муж повел себя с ними довольно вежливо и даже настоял, чтобы они посидели еще, потому что у него есть дела.
Я спрашивала себя, что скрывается за всем этим. Слишком хорошо я знала его и не спешила радоваться раньше времени.
Я завидовала своим приятельницам, которые встречают мужей и детей без страха, завидовала их размеренной жизни. Вечером снова появился Абдель в хорошем, почти радостном настроении: он покачал Нору на коленях, что делал крайне редко, а когда подруги ушли, спросил меня, как их зовут.
— Одну зовут Сорейя, другую Сальма, — ответила я с тревогой.
— Первая куда ни шло, а вот другая больше похожа на шлюху. Я не хочу, чтобы ты встречалась с женщиной, которая выглядит как проститутка. Поняла?
— Хорошо. Я больше не буду с ней видеться.
Как, не называя истинной причины, я должна была объяснить своей подруге, что муж запретил мне встречаться с ней?
Третья беременность
Характерные признаки усталости дали мне знак, что я забеременела в третий раз. Не дожидаясь, когда живот станет заметным, я рассказала об этом мужу, полагая, чем раньше он узнает, тем лучше. Его реакция была относительно спокойной, чего не скажешь о моей матери, которая снова разразилась потоком нравоучений.
— Надеюсь, на этот раз ты подаришь мужу сына. Что ты приобрела, родив дочь? Еще больше презрения с его стороны?
— Куда уж больше? Он презирал меня и до рождения Норы. Моя дочь ни в чем не виновата, — горячо возразила я. — Этот желанный ребенок озаряет мою жизнь.
Я люблю дочь и не променяю ее на всех мальчиков в мире.
Мать обиделась.
— Что-то за последнее время твой язык стал слишком длинным. Слава Богу, мой внук Амир избавлен от твоего влияния. Я правильно сделала, что забрала его, ведь ты просто ничтожество. Ты не заслуживаешь правоверного, который живет с тобой под одной крышей. Если ты носишь девочку, я желаю, чтобы вы обе не пережили родов.
Как всегда, моя мать видела в девочках лишь кучу проблем. Я никогда не могла переспорить ее. Что- то подсказывало мне, что я никогда не пойму ее отношения к жизни и способа наладить отношения не существует в принципе. Я привыкла, что мать действует согласно одному и тому же ритуалу: оскорбления, ненависть и унижения. Привыкла скорее потому, что ничего другого и не знала.
Родить я должна была зимой, после чего, как было условлено, поеду в Алжир навестить родных. Я хотела увидеть сына, познакомить его с сестрой и новорожденным ребенком. Я соскучилась по сестре и братьям, но предполагала, что сейчас, став взрослыми, они могут повести себя иначе. Подъем исламского фундаментализма в Алжире повлек за собой изменения как в стране в целом, так и в моей семье в частности. Выходить на улицу женщины должны были только в сопровождении мужчины, надев никаб*. Мои родные стали ярыми экстремистами, а отец — религиозным фанатиком. Он и раньше был жесток и суров со мной, а теперь я с тревогой думала о том, как повлияли на него эти изменения.
И все равно я очень хотела увидеть страну, в которой выросла, но особенно рвалась увидеть сына.
Моя вторая дочь Мелисса была красивым ребенком с большими карими глазами, такими же, как у ее
