В полдень объявили перерыв, и мы отправились перекусить. После длинной речи мое горло пересохло, а усталость валила с ног. Адвокат так и не смогла определить настроение судьи, настолько тот был непроницаем, но она подбадривала меня. Ее снова тронула моя история, поэтому она надеялась, что то же испытывал судья. Это воодушевило меня.
Не успели мы выйти из зала, как мальчики поспешили навстречу.
— Мама, а мсье судья разрешил нам остаться Канаде? — спросил Риан, как всегда, самый любопытный.
— Пока ничего не закончилось. Это только перерыв.
После обеда продолжим.
— Я тоже хочу с ним поговорить. Я попрошу его быть добрым и позволить нам стать канадцами. Мне нравится моя воспитательница, и я не хочу расставаться с друзьями. Я скажу ему, что хочу остаться здесь навсегда.
— Я знаю, ты мой взрослый мальчик. Но нужно подождать, пока судья не позволит тебе говорить.
Он быстро задышал, выказывая нетерпение.
К Каролине уже присоединилась Соня. Под предлогом кончины родственника она выпросила у своего начальника отгул, чтобы быть рядом со мной. Мысль, что в столь важный момент рядом со мной подруги, наполняла мое сердце гордостью.
Я была так взволнована, что не могла есть. Зато выпила несколько стаканов сока, чтобы заглушить жажду.
В какой-то момент я подумала о возможной неудаче, и на глаза навернулись слезы. Но благодаря подругам, которые держали меня за руки, я быстро успокоилась. Именно это мне было нужно больше всего.
С одной стороны, я хотела, чтобы все поскорее закончилось, с другой — боялась вопросов судьи. К счастью, время обеда вышло, и мои противоречивые чувства отступили на второй план.
Слушание продолжилось. Перед тем как войти в зал, я по очереди поцеловала детей и подруг. Здесь, в зале, мое тело моментально покрывалось гусиной кожей, и только присутствие адвоката не позволило мне полностью расклеиться.
Судья потребовал привести детей. Они вошли в сопровождении Каролины, которая сразу же отступила к двери, украдкой показав мне знак, означающий победу. Видимо, она решила, что это позволит поддержать мой боевой дух.
Дети, казалось, были впечатлены видом господина, которого я наделяла такой важностью. Не понимая до конца, что все-таки происходит, они верили в серьезность происходящего.
Судья спросил у каждого имя и возраст. По очереди близнецы назвались, а Зах ничего не сказал — он просто стоял и, глядя на судью, улыбался, корчил рожицы; он не понимал, зачем его сюда привели.
Вдруг Риан потрогал бабочку у судьи, и тот, воспользовавшись моментом, взял мальчика на руки. В моей голове прозвенел колокольчик: «Этот человек любит детей!»
— Иди ко мне, малыш. У меня есть к тебе вопрос.
Можешь рассказать мне, что произошло с тем злым бородачом в Алжире?
— Да, мсье. Этот человек был грязным и злым. У него был нож, который он приставил к моему горлу. Потом он сказал, что зарежет меня, как барашка.
— Вот как. А что было потом?
— А потом Элиас пришел меня спасти, потому что он сильнее. Мой брат настоящий Супермен! — сказал он, поглядев на Элиаса.
Услышав похвалу брата в свой адрес, Элиас поднялся и, ударив себя в грудь, заговорил. А почему нет, — наверное, рассудил он. Разве не он был настоящим героем истории?
— Мсье, это я его спас! Я дал бородачу пинка, а потом побежал за отцом, чтобы он помог нам и убил злого бородача.
— А что было дальше?
— Потом пришел мой отец. Он принес бомбу и кинул ее в бородача. Потом он кинул еще и еще. Семь бомб кинул, чтобы убить негодяя. Мой отец очень сильный. Он военный, у него есть оружие и бомбы.
Элиас выдумал собственную «правду». Я хотела вмешаться в рассказ сына, но судья дал мне знак молчать.
Слушая его версию, все более и более деформированную, я начала плакать. Я понимала, что, рассказывая свою историю, Элиас хотел только поддержать меня.
Может, он решил, что мы играем в новую игру? Но как отнесется к его выдумкам судья? Поймет ли он, что Элиас просто хочет, чтобы нас не выгоняли из страны?
Вместе со мной всхлипывали мои дочери, вызывая слезы у мадам Вантурелли и Каролины. Чтобы восстановить спокойствие в зале, судья попросил Каролину увести детей.
В дверях Риан остановился и поглядел на судью, к которому проникся доверием, может быть, потому, что тот был мужчиной, а Риану так не хватало отцовского тепла.
— Я хочу навсегда остаться в Канаде. С моими братьями, сестрами и мамой. Пожалуйста, мсье, не выгоняйте нас отсюда, — попросил он.
Он посмотрел на меня и последовал за братьями, ожидавшими его снаружи. На мгновение мне показалось, что судья расчувствовался от этой детской непосредственности, но партия еще не выиграна.
Судья снова приступил к расспросам. Спокойно, насколько могла, я отвечала. Судью сменила ассистентка.
Тоном обвинителя она просила назвать причины, по которым я не стала требовать защиты во Франции, а предпочла подвергнуться опасности сама и подвергнуть опасности своих детей, когда пересекала Атлантику с фальшивыми документами.
Она просто не понимала ситуации, в которой я оказалась во Франции. Прося защиты там, я рисковала: моих мальчиков могли вернуть их отцу, разделив мою семью навсегда. Неужели все, что я говорила с утра, не было услышано? Я натолкнулась на полное непонимание. Передо мной сидели двое бесчувственных людей, у которых вместо сердца был кодекс законов. Моя судьба ровным счетом ничего не значила. Усталость овладевала мною, делала уязвимой. Я уже не контролировала эмоции, поэтому говорила громко и не выбирая слов — я была уверена: терять мне нечего, Я не особо рассчитывала на понимание ими моего желания жить со своей семьей свободно, но умоляла принять во внимание мои страдания и особенно страдания моих детей. Подобно защищающей детенышей волчице, я выла от отчаяния и просила о милосердии. Если судья не пожелает сделать что-то для меня, пусть сделает это хотя бы для моих детей.
Судья объявил получасовой перерыв, чтобы дать мне время успокоиться. Опять пересохло горло, а под натиском нахлынувших эмоций я ощутила боль в груди.
Я ни о чем не жалела, я не считала, что сказала что-то лишнее, а просто чувствовала себя окончательно измотанной.
Медленно мы перешли в зал ожидания. Я чувствовала, что силы покидают меня. Во второй раз сыновья справились о решении судьи. Во второй раз я ответила, что пока еще ничего не известно. Каролина, подбадривая меня, просила держаться.
— Я держусь. Если даже решение судьи будет не в нашу пользу, я буду знать, что сделала все возможное. Если он откажет нам, то только потому, что он бесчувственный человек, либо потому, что я переоценила свои страдания. Может быть, другие эмигранты больше заслуживают жить здесь.
Чувствуя, что я теряю веру в победу, Каролина прижала меня к себе.
— Если кто-то этого и заслуживает, так это, конечно, ты, Самия!
Милая Каролина, она всегда была рядом в нужный момент! Пока мы разговаривали, Соня сидела в углу и тоже плакала. Она не понаслышке знала о подобных процедурах, и несколько лет назад она сама прошла через подобное испытание.
Ко мне подошли дочери.
— Что бы ни случилось, я горжусь тобой, — сказала Мелисса. — Я восхищаюсь твоей силой и храбростью.
