отворил дверь.
Внутри был 1955 год. За двадцать лет ничего не изменилось. Доктор Сидни Лаут сидела в кресле у мерцающего камина с кипой листов на коленях; струила дымок сигарета, уткнувшаяся в пепельницу; на столике сбоку стояла недопитая чашка остывшего чаю. Она не подняла головы, когда Френсик вошел: тоже старое обыкновение, признак такой сосредоточенности, что допущенный должен вострепетать. Красная шариковая ручка чертила каракули на полях машинописи. Френсик уселся напротив и ждал. Ее спесь была ему на руку. Он положил на колени «Девство» в магазинной обертке, разглядывая склоненную голову и занятую писанием руку. Все было в точности как ему помнилось. Потом рука перестала писать, обронила ручку и потянулась за сигаретой.
– Бартлетт, дорогой Бартлетт, – сказала она и подняла глаза. Френсик твердо встретил ее пытливо- смутный взгляд. Нет, он ошибся, перемены есть. Ему помнилось вовсе не это лицо. Тогда оно было гладкое, чуть одутловатое, теперь – отечное и морщинистое. Дряблые, мятые мешки под глазами набухли в полщеки; изо рта сетчатой маски торчала сигарета. Только выражение глаз оставалось прежним: в них тускло мерцала уверенность в своей непреходящей правоте. Под взглядом Френсика эта уверенность сменилась недоумением.
– Мне казалось… – начала она и поглядела пристальнее. – Мисс Христиан определенно сказала мне…
– Френсик. Вы были моей научной руководительницей в 1955-м, – сказал Френсик.
– Френсик? – в глазах ее затеплилась догадка. – Но вы назвались Бартлеттом…
– Маленькая уловка, – сказал Френсик, – чтобы вернее к вам пробиться. Я теперь литературный агент. «Френсик и Футл». Вы о нас не слышали.
Но доктор Лаут слышала: ее глаза блеснули.
– Нет. Боюсь, что не слышала.
Френсик поколебался и избрал окольный путь.
– И вот я… подумал, что как ваш бывший аспирант… что вы, может быть, не откажетесь… сделаете нам такое громадное одолжение… – Френсик демонстрировал безграничную почтительность.
– Чего вы хотите? – спросила доктор Лаут.
Френсик развернул пакет на коленях.
– Видите ли, нам надо отрецензировать роман, и если бы вы…
– Роман? – Глаза, отягощенные дряблыми мешками, покосились на обертку. – Какой роман?
– Вот этот, – сказал Френсик, протягивая ей «Девства ради помедлите о мужчины». Взгляд доктора Лаут застыл, сигарета свесилась изо рта. Потом она съежилась в кресле.
– Этот? – прошептала она. Сигарета выпала и тлела на странице машинописи. – Этот?
Френсик кивнул, склонился, убрал сигарету и положил книгу на столик.
– Кажется, он в вашем духе.
– В моем духе?
Френсик сел поудобнее: он стал хозяином положения.
– Поскольку вы его автор, – сказал он, – то резонно предположить…
– Как вы узнали? – Она пристально глядела на него, и в этом новом взгляде уже не было высоконравственной целеустремленности. Только страх и злоба, к вящему удовольствию Френсика. Он закинул ногу на ногу и посмотрел на араукарию за окном, совсем не такую неприступную.
– Главным образом по стилю, – сказал он, – то есть, говоря откровенно, с помощью критического анализа. В ваших книгах повторяются одни и те же словосочетания, и я их проследил. Ваша школа.
После долгой паузы доктор Лаут закурила новую сигарету.
– И вы ждете от меня рецензии на нее? – наконец спросила она.
– Не то чтобы рецензии, – сказал Френсик. – По-моему, автору неэтично рецензировать собственную книгу. Я просто хотел обговорить с вами, как нам лучше всего преподнести эту новость.
– Какую новость?
– Что доктор Сидни Лаут, выдающийся критик, написала и «Девство», и «Дальний умысел». На мой взгляд, статья в «Таймс литерари сапплмент» вполне годится, чтобы заварить кашу. В конце концов, не каждый день ученый пишет бестселлер, точнее говоря, книгу, подобные которым она обличала всю жизнь…
– Воспрещаю, – задохнулась доктор Лаут. – Вы как мой агент…
– Мое, как вашего агента, дело – чтоб ваша книга продавалась. И заверяю вас, что литературный скандал, который вызовет это открытие в кругах, где вас прежде чтили…
– Нет, – сказала доктор Лаут. – Этого не должно быть.
– Опасаетесь за свою репутацию? – мягко спросил Френсик.
Доктор Лаут не ответила.
– О ней раньше нужно было подумать. А то вы поставили меня в очень неудобное положение. У меня, знаете ли, тоже есть репутация.
– У вас? Какая у вас может быть репутация? – Она словно плюнула в него этими словами.
Френсик подался вперед.
