мы здесь застряли. Это даст нам время, такое чудное время, а ты пока посмотришь на уток…
— Болотных птиц, — поправил Гаскелл, — и если мы не вернем этот катер вовремя, нам придется платить по огромному счету.
— Счету? — сказала Салли. — Ты что, рехнулся? Уж не думаешь ли ты, что мы будем платить за эту посудину?
— Но ты же арендовала ее на лодочной станции. Только не говори мне, что ты взяла ее без спросу, — сказал Гаскелл. — Господи, это же воровство?
Салли засмеялась.
— Честно говоря, Джи, ты чересчур морально устойчив. Но ты непоследователен. Ты крадешь книги в библиотеке и химикаты в лаборатории, но когда деле доходит до катеров, тут у тебя высокие принципы.
— Книги — совсем другое дело, — с жаром сказал Гаскелл.
— Верно, — сказала Салли, — за книги не сажают в тюрьму. В этом вся разница. Если хочешь, можешь продолжать думать, что я стащила лодку.
Гаскелл вытащил платок и протер очки.
— А ты хочешь сказать, что не крала?
— Я взяла ее взаймы.
— Взаймы? У кого?
— У Шея.
— Шеймахера?
— Верно. Он сказал, что мы можем пользоваться катером, когда захотим, вот мы и взяли.
— А он в курсе?
Салли вздохнула.
— Послушай, он ведь сейчас в Индии, сперму собирает, так? Какое это имеет значение, в курсе он или нет? К тому времени, когда он вернется, мы уже будем далеко.
— Твою мать, — выругался Гаскелл устало, — когда-нибудь благодаря тебе мы окажемся в дерьме по самую маковку.
— Гаскелл, радость моя, иногда твои волнения надоедают мне до чертиков.
— Вот что я тебе скажу. Меня беспокоит твое чертовски вольное отношение к чужой собственности.
— Собственность — то же воровство.
— Ну еще бы. Остается внушить это полицейским, когда они тебя наконец схватят. Легавым в этой стране не нравится, когда воруют.
Легавым равно не нравилась и мысль о хорошо упитанной женщине, по всей видимости убитой и погребенной под десятью метрами и двадцатью тоннами быстро схватывающегося бетона. Подробности насчет упитанности исходили от Барни.
— У нее были большие сиськи, — утверждал он в седьмой версии того, что он видел. — И эта рука, вытянутая вперед…
— Ладно, о руке мы уже все знаем, — сказал инспектор Флинт. — Мы об этом уж слышали, но о груди ты говоришь впервые.
— Я ошалел от этой руки, — сказал Барни. — Я хочу сказать, о сиськах в такой ситуации как-то не думаешь.
Инспектор повернулся к мастеру.
— А вы заметили грудь покойной? — спросил он. Но мастер только отрицательно покачал головой. Слов у него уже не было.
— Значит, это была упитанная женщина… Как вы думаете, сколько ей лет?
Барни задумчиво потер подбородок.
— Не старая, — сказал он наконец. — Определенно, не старая.
— Двадцать с небольшим?
— Может.
— Тридцать с небольшим?
Барни пожал плечами. Он пытался вспомнить что-то, что в тот момент показалось ему странным.
— Но точно моложе сорока?
— Нет, значительно моложе, — сказал Барни неуверенно.
— Что-то вы никак не определитесь, — заметил инспектор Флинт.
— Ничего не могу поделать, — сказал Барни жалобно. — Когда ты видишь бабу на дне грязной ямы, а сверху на нее льется бетон, как-то не с руки спрашивать, сколько ей лет.
— Разумеется. Я понимаю, и все же подумайте хорошенько. Может, было в ней что-то особенное…
— Особенное? Ну, вот эта ее рука.
Инспектор Флинт вздохнул.
— Я спрашиваю, было ли что-нибудь необычное в ее внешности. Например, ее прическа. Какого цвета у нее волосы?
Барни вспомнил.
— Я чувствовал, что там что-то было не так, — сказал он довольным голосом. — Ее волосы. Они были наперекосяк.
— Ну, это неудивительно. Трудно сбросить женщину в десятиметровую яму, не повредив ей прически.
— Да нет, не то. Они были набекрень и примяты. Будто ее кто стукнул.
— Наверное, ее действительно кто-то стукнул. Если то. что вы говорите о фанерной крышке, правда, то она попала в яму не по своей собственной воле. Но вы так и не можете поточнее определить ее возраст?
— Ну, — начал Барни, — отдельные ее части выглядели молодо, а другие нет. Вот все, что я могу сказать.
— Какие части? — спросил инспектор, от всей души надеясь, что Барни не примется снова за руку.
— Ну, ее ноги не соответствовали ее титькам, понимаете? — Инспектор не понимал. — Они были тонкие и все скрюченные.
— Что? Ноги или сиськи?
— Конечно, ноги, — ответил Барни. — Я ж говорил, что у нее такие славные, большие…
— Мы собираемся расследовать это дело как убийство, — сказал инспектор директору училища десятью минутами позже. Директор сидел за письменным столом и с отчаянием думал, какая это будет скверная реклама для училища.
— Вы абсолютно уверены, что это не мог быть несчастный случай?
— В данный момент все свидетельские показания говорят не в пользу несчастного случая, — сказал инспектор. — Однако абсолютно уверенными в этом мы сможем быть только тогда, когда достанем тело, а это, боюсь, займет немало времени.
— Времени? — переспросил директор. — Вы что, хотите сказать, что вы не сможете достать ее сегодня утром?
Инспектор покачал головой.
— Об этом не может быть и речи, сэр, — сказал он. — Мы сейчас рассматриваем два способа достать ее оттуда, и оба потребуют нескольких дней. Один — пробуриться через бетон, и другой — выкопать еще один шурф рядом с первым и попробовать добраться до нее по горизонтали.
— Боже ж ты мой, — воскликнул директор, глядя на календарь. — Но ведь это значит, что вы тут будете ковыряться еще несколько дней.
— Боюсь, что так. Тот, кто ее туда засунул, все хорошо предусмотрел. Но мы постараемся беспокоить
