на рычаг. Раздался ужасный треск, петля затянулась, и на какой-то момент показалось, что сбудется предсказание инспектора Уилта и Джуди лишится своей бетонной головы в Евином парике. Однако он зря беспокоился. Джуди оказалась куда крепче, чем можно было предположить. Голова продолжала подниматься, в то время как тело прочно засело в яме, поэтому шея последовала за головой. Она вытянулась.
— Бог ты мой, — выдохнул профессор Баксендейл, — неужели это никогда не кончится?
Доктор Боард наблюдал за событиями с возрастающим интересом. — Что-то не похоже на Еву. — промолвил он. — Вам это ничего не напоминает, доктор Мейфилд? Мы ведь тоже стараемся вытянуть наших студентов.
Но доктор Мейфилд не ответил. Джуди уже стала похожа на страуса, по оплошности сунувшего голову в бетон. Доктор Мейфилд понял, что затея с повышением разряда училища обречена.
— Одно можно сказать про. миссис Уилт, — заметил доктор Боард, — она хорошо держится. Неэластичной ее шею не назовешь. Малость истощена. Глядя на это, начинаешь понимать, что имел в виду Модильяни.
— Ради Бога, прекратите, — истерически закричал доктор Кокс, — мне кажется, я схожу с ума.
Его прервал ужасный треск, означавший, что тело Джуди наконец-то перестало отчаянно цепляться за яму. Осыпая всех дождем глины, оно взмыло вверх, чтобы воссоединиться с головой, и повисло на веревке в двадцати футах над землей, голое и розовое. Теперь, когда одежда и бетон с нее слетели, она удивительно напоминала настоящую женщину.
— Должен заметить, — сказал доктор Боард, с пристрастием разглядывая Джудины женские прелести, — что, хотя раньше я не испытывал особой симпатии к некрофилам, я начинаю понимать, что их привлекает. Конечно, сейчас это представляет интерес только с исторической точки зрения, но в елизаветинские времена одним из стимулов для палачей было…
— Боард, — взвизгнул доктор Мейфилд, — за свою жизнь я повидал немало свиней, мать твою так. но…
Доктор Боард налил себе еще кофе. — Если не ошибаюсь, на сленге они это называют: «любить их холодненькими».
Инспектор Флинт, стоявший под подъемным краном, вытер грязь с лица и уставился на болтающийся над ним ужасный предмет. Теперь он хорошо видел, что это всего лишь кукла. Он также понял, почему Уилт так хотел избавиться от этой кошмарной штуки.
— Опустите ее. Ради всего святого, опустите ее, — заорал он, видя, что вокруг него столпились фотографы из газет. Но крановщик совсем растерялся. Он закрыл глаза, дернул не за тот рычаг, Джуди снова начала подниматься.
— Стой, мать твою, стой, это же вещественное доказательство' — закричал инспектор, но было поздно. Последний отрезок каната намотался на бобину, а за ним последовала Джуди. Шляпа из бетона рассыпалась на куски, голова попала между роликами, а тело начало раздуваться. Прежде всего это сказалось на ногах.
— Мне всегда было любопытно, что такое элефантиаз, — сказал доктор Боард. — Кажется, у Шелли был по этому поводу пунктик.
Определенно, такой пунктик был и у доктора Кокса. Он что-то бормотал в углу, а заместитель директора уговаривал его взять себя в руки.
— Очень выразительно, — заметил доктор Боард, перекрывая возгласы ужаса при виде Джуди, теперь явно беременной на двенадцатом месяце, но продолжавшей надуваться дальше. — Вы не находите, что эти формы чем-то напоминают ранний бронзовый век, доктор Мейфилд?
Но доктор Мейфилд потерял дар речи. Как безумный, он уставился на быстро увеличивающееся влагалище, которое уже было четырнадцати дюймов длиной и восьми шириной. Потом раздался хлопок, и оно приобрело форму пениса, огромного пениса. продолжавшего раздуваться. Доктору Мейфилду казалось, что он сходит с ума. Определенно сходит с ума.
— Ну, это уже сенсация, — сказал доктор Боард. — Я слышал, что делают операции по изменению пола у мужчин, но…
— Сенсация? — завопил доктор Мейфилд. — Сенсация? И вы можете стоять спокойно и рассуждать о…
Раздался громкий звук, похожий на выстрел. Джуди дошла до предела. Как и доктор Мейфилд. Первым сдался пенис. Вторым — доктор Мейфилд. Когда из Джуди начал выходить воздух, Мэйфилд было бросился на доктора Боарда, но без сил опустился на пол, бормоча что-то невнятное.
Доктор Боард не обратил на коллегу никакого внимания. «Кто бы мог подумать, что у этой старой перечницы столько духу?» — заметил он и допил кофе. Пока заместитель директора выводил доктора Мейфилда из комнаты, он повернулся к доктору Баксендейлу.
— Я должен извиниться перед вами за Мейфилда, — сказал он.. — Боюсь, что вся эта история насчет повышения ранга училища ударила ему в голову, хотя, че. стно говоря, я всегда считал его основательно неуравновешенным. Случай посткоксильного сумасшествия, я бы так сказал.
Инспектор Флинт возвращался в полицейский участок в состоянии, близком к безумию.
— Из нас сделали идиотов, — прорычал он, обращаясь к сержанту Ятцу. — Ты слышал, как они ржали? Ты их видел, этих ублюдков? — Особенно его взбесили фотографы из газет, попросившие его попозировать рядом с тем, что осталось от пластиковой куклы. — Мы теперь всеобщее посмешище. Ну хорошо, видит Бог, кое-кто за это заплатит.
Он выскочил из машины и бросился в комнату для допросов.
— Ладно, Уилт, — закричал он, — ты сыграл с нами шутку, и довольно омерзительную. Теперь отбросим щепетильность и перейдем к делу.
Уилт повертел в руках драный кусок пластика.
— Вот так-то лучше, — сказал он. — И она очень естественно выглядит.
— Если ты не ответишь на мои вопросы, ты будешь выглядеть еще естественнее, — заорал инспектор. — Где она?
— Где кто? — спросил Уилт.
— Миссис, бля, Уилт. Куда ты ее дел?
— Я же сказал. Я ее никуда не девал.
— А я говорю, девал. Или ты мне немедленно скажешь, где она, или я вышибу из тебя признание. Понял?
— Если хотите, можете меня избить, — сказал Уилт, — но это вам ничего не даст.
— Еще как даст, — сказал инспектор и снял пиджак.
— Я требую адвоката, — поспешно сказал Уилт.
Инспектор снова надел пиджак.
— Наконец-то я от тебя этого дождался. Генри Уилт, я обвиняю вас…
16
Восход Ева встретила в камышах, надувая матрац в десятый раз. Либо он где-то прокололся, либо что-то было не в порядке с клапаном. Как бы там ни было, продвигалась она очень медленно и в конце концов была вынуждена искать убежища в камышах. в стороне от пролива. Здесь, среди камышей, она и провела ночь, вся в грязи, время от времени слезая с матраца, чтобы поддуть его, и залезая обратно, чтобы смыть грязь и водоросли, налипшие на нее, когда она с него сползала. В процессе этих манипуляций она лишилась нижней части своей лимонной пижамы и так изодрала верхнюю, что, когда взошло солнце, Ева
